Произнесенное мною впервые: МОН-ЭРЗЯ! - вызвало у меня целый шквал эмоций: я почувствовала небывалую гордость, значимость, было ощущение, что я "выросла" в своих же собственных глазах, появилась какая-то необыкновенная легкость, окрыленность, глаза словно иначе стали смотреть на мир, какой-то внутренний свет зажегся внутри. Это совершенно невероятные ощущения, ни с чем не сравнимые. Конечно, со временем они притупляются, но, когда огонек внутри начинает затухать, я повторяю вновь и вновь: МОН-ЭРЗЯ! Эти слова таят в себе сакральный смысл. Татьяна Ротанова
Кучозь: 06.11.10 19:11. Заголовок: Переводы на русский язык
Вступление к сказанию КИЛЯВА. Кевейкееце ёвтамо. МАСТОРАВА. Эрзянский эпос. Перевод с эрзянского
Ой, да высью, высью летят утки, Ой, да выше выси летят гуси Ой, куда, куда есть опустятся? Ой, куда, куда пить опустятся? На зеленый луг опустились есть, На широкий плёс опустились пить. Раскрасавица, Масторавушка, Любо-дорого на тебя смотреть, На тебя смотреть, на тебя взирать: Взгляд куда ни кинь – всюду благодать! На три дали вширь ты раскинулась, Трём сторонушкам улыбнулась ты. От восхода дня – лишь забрезжит свет, До вечерних зорь – догорит закат, – Лес да лес вокруг простирается, В горизонт поля упираются. Три десятка рощ к небу тянутся, К небу тянутся – солнцу молятся. Сорок сороков – счет идет полям, Счет идет полям, пашням, да лугам. Рекам нет числа, малым да большим, Двадцать рек поет полноводьем вод, И впадают в них речки да ручьи, – Около трёхсот весело журчит. Раскрасавица, Масторавушка, Любо-дорого на тебя смотреть, На тебя смотреть, на тебя взирать: Взгляд куда ни кинь – всюду благодать! Птице полевой в небе песни петь, Трелям соловья по лесам звенеть. И, воркуя, стаей голубиной, Пролетать над сельскою долиной.
Лишь печаль таит эта красота, Застит тьмою свет да средь бела дня. Попирает враг Землю-Матушку. Раскрасавицу-Масторавушку Ворог злой теснит да со всех сторон, Без лесов, полей оставляет он, Сиротинушкой горемычною, Басурманищам да добычею.
Тюшти нет как нет на земле эрзян, Не несет дозор мудрый страж Тюштян, Нет защитника да надежного, Нет заступника всенародного.
Смотрят беззащитные эрзяне На восток с тревогою во взоре – На востоке хмурит небо тучи, На востоке горизонт затянут Серою унылой пеленою, Темной силой хан Батый пугает – На эрзян с востока напирает. Взор на юг эрзяне устремляют – Молнии во тьме небес сверкают, Словно смерч, летят ногайцы с юга, Подгоняя криками друг друга, Черным вихрем мчатся вражьи кони, Рощи стонут карканьем вороньим.
И куда не ступит Масторава – Всюду слезы льет да печалится, Взгляд куда не кинет Масторава – Всё кручинится, словно старица. Кто приметил грусть да тоску её? Кто узрел кручину-печаль её? Сверху видит все Бог Инешкипаз, Лишь Инешкипаз защищает нас.
Как увидел Бог – стал расспрашивать, Как приметил Бог – стал выпытывать: – Вижу грусть-печаль я в твоих глазах, На лице твоем неприкрытый страх, Опечален чем мой родимый край, Почему темно от вороньих стай? – О, Инешкипаз, выплесну я грусть, Исповедаюсь, отчего страшусь: Слёзы горько лью да печалюсь я, Оттого, что высь в пламени огня, Надо мной горят в тучах небеса, В дымном мареве прячутся леса, На полях моих властвует орда, Подо мной бежит мутная вода. Светлый день угас, солнечный Чипаз, Звёзды да луна спрятались от нас. Раскололся мой древний род эрзян: Половинки две царственных арсан. О, Инешкипаз, без царя как жить? Некому народ мудрости учить. Не един закон для эрзян теперь: В каждом доме свой, лишь откроешь дверь. Каждое село свой блюдёт обряд, Чтит обычай свой каждый стольный град.
– Не кручинься так, Матушка-Земля, Не печаль свои рощи да поля. В благодатный сев твой народ рождён, Крепостью корней род эрзян взращён, Наделен их ум мудростью богов, Мужеством своим победят врагов, По сему войне их не опалить, Мутною водой корни не размыть, Горю и беде их не ослепить, Верь моим словам – так тому и быть! Словно злой недуг годы войн пройдут, До грядущих дней славу донесут, И каков народ твой, родимый край, По его делам долю выбирай. Добрая судьба будет у эрзян, В мирный день ведет трудная стезя.
Масторава вновь не печалится, Масторава вновь не кручинится. Духом собралась, смело вдаль глядит, Путь-дороженька в новый день лежит. Без эрзянского царя Тюштяна Службу мой народ несет исправно, Он идёт своей стезёй-дорогой, Будет славной жизнь его и долгой.
Кучозь: 17.11.10 08:19. Заголовок: Песня Килявы Как на..
Песня Килявы
Как на сурском на крутом берегу, В светлой Пензе во сосновом бору, Раскрасавица Килява жила – Бояравушкой-боярушкой плыла.
Лик ее зарей светлел рассветной, Улыбался солнышком приветным, Полною луной белело тело, От речей разумных сердце пело, Как цветы весной сияли очи, Длинные ресницы, словно ночи, Брови будто ласточки в полете. Краше и разумней не найдете. В дом войдет – вокруг нее светлица, Выйдет погулять – добреют лица. Все умела, все могла Килява, Толк в делах искусных она знала. Холст ли ткёт – зимы снегов белее, Ткань легка, как ветра дуновенье. Рожь молотят осенью в овине – Не найдется равных ей в почине: Раз-другой ударит – и три пуда Зерен налитых ложится в блюдо, А на третий раз – полных семь пудов Из-под ловких рук в кладезь закромов. Тем и хороша была Килява, Тем мила-пригожа боярава.
Только счастье обошло Киляву, С малых лет она росла сироткой: Умер тятенька родной сначала, Вслед за ним и матушка почила, В мир иной ушли, кого любила. Так жила-была одна Килява, Во пустой избе век коротала. Долго ль коротко таилась в горе, Двадцать лет исполнилось ей вскоре. До тех пор не знала оговора, Слов обид, завистливого взора. В светлой Пензе все ей улыбались, Молодцы Килявой любовались. На кого взгляд кинет она ясный, Тот ответит песней сладкогласной, Соловьиным пеньем отзовется, На кого Килява обернется. Если взглядом одарить забудет, То кукушкой сердце плакать будет. С выбором Килява не спешила, Вольным сердце, беззаботным было. Всех встречала добрыми глазами, Посему все были ей друзьями. Девицу подруги уважали, В хороводы звать не забывали, С песней ночью тёмною не скучно, Вот Килявы песенка – послушай: «Ах, зачем я девицей родилась, Чтобы род продолжить свой явилась? Мне б родиться маткою пчелиной, Маткою пчелиною, всесильной. Полетела я б тогда навстречу Всем своим несбыточным желаньям, И куда б меня позвали мысли, – Вслед за ними вознеслась бы в выси. Ах, куда б, куда я полетела? Ах, куда б, куда я вознеслась бы? Полетела б я в большое поле, Вознеслась бы над его раздольем. Ах, куда б, куда я опустилась? Ах, куда б, куда я приземлилась? В травы полевые опустилась, В поле на колосья приземлилась. Как шумят хлеба в бескрайнем поле, Вслушалась, на то моя бы воля, Присмотрелась бы, как колос зреет, Соком наливаясь, тяжелеет. Если поле не пришлось по нраву, Если в поле душеньке не славно, – Я бы полетела, не осталась, С полем навсегда бы распрощалась. В темный лес тотча́с бы полетела, В гущу леса опустившись, села. Ах, куда б, куда я полетела? Ах, куда б, куда я опустилась? Я на крону пышную, густую Опустилась бы с небесной выси, И на ветку дерева лесного Примостилась, прямо в зелень листьев. Я бы присмотрелась, примечая Как воркуют птицы, как щебечут, Вслушалась бы я, лета считая, Как кукушка плачет и лепечет. Если б не пришелся лес по нраву, Если душеньке в лесу не славно, – Я бы улетела, не осталась, С лесом навсегда бы распрощалась. Ах, куда б, куда я полетела? Ах, куда б, куда я опустилась? На околицу бы полетела, На краю села на столп бы села, Там бы присмотрелась, примечая, Чем народ живет, как день встречает, Путь куда свой держит, поспешает, Дышит чем, о чем в душе мечтает? Если на околице мне тесно, Если не находит сердце места – Я бы улетела, не осталась, Навсегда с селом бы распрощалась. Ах, куда б, куда я полетела? Ах, куда б, куда я вознеслась бы? На ногайский двор бы полетела, Над двором душманским вознеслась бы. Здесь бы присмотрелась, примечая, Что едят и пьют, пиры справляя, Чем ногайцы голод утоляют, Чем душманы жажду запивают. Голод там кониной утоляют, Молоком кобыльим запивают. Силу так они мою съедают, Дух мой без остатка выпивают. Я б взлетела – крыльями взмахнула, На ногайское чело бы села Острое в него вонзила жало, Жалом бы сердца врагов пронзала, Землю от душманов избавляла…»
Нарядилась-собралась Килява, В лес пошла за ягодою дикой – За душистой спелой земляникой. Пальчиками ловкими сбирает, Ягодку за ягодкой кидает, Кузовок свой с верхом наполняет. Слушает Килява – сильный ветер Листья рвёт в безумной круговерти, Слышит красна девица – по лесу Ураган несется, куролеся: Толстые стволы к земле сгибает, Ниц деревья в ноги наклоняет. Подняла на небо взгляд Килява: Где недавно солнышко сияло, Туча грозовая набегает, И собой полнеба закрывает. Гром грохочет, молнии сверкают, Во'ронами чёрными летают, Путь с востока дерзко начинают – Там, где солнца лучики восходят, И на запад – на закат, уходят.
– Идеме'всь опять разбушевался! Снова чёрт не ведает покоя! – Вскрикнула испуганно Килява, Выпрямилась, стройная как пава, – Знать, опять из-под Земли явилось Зло, что глубоко в ней притаилось, Снизу вновь наверх оно стремится, Чтобы над народом поглумиться.
Де'вица из чащи выбегает, Ищет – где бы спрятаться? – не знает. До села родимого добралась, В отчий дом войти лишь собиралась, – Смотрит – пламя по селу гуляет, Как костры, дома сельчан пылают, Груды мертвых тел лежат повсюду, Криком бьётся сердце: «Не забуду…» Диким бешенством враги взъярились, Что эрзяне им не подчинились, Бегают по улицам в припадке Неоконченной смертельной схватки. Над эрзянами ногайцы надругались, Вволюшку над ними издевались: Гнали к смерти и водой, и толом, Взяли верх пожаром да измором. Где укрыться-спрятаться Киляве, Чтоб враги об этом не прознали? Что ей делать и куда ей скрыться? – Всюду мельтешат ногайцев лица. Думала, овраг её укроет – Полон до краев эрзянской крови. В лес обратно думала вернуться – В диком бешенстве там звери бьются. Думала голубкой обернуться, Ввысь взлететь, где облака пасутся, – Чёрных во'ронов летает стая, Тучей мрачной небо застилая. В сурских водах думала укрыться – Но Сура'вы де'вица боится: Та настигнет, сделает рабыней, Век служить – что может быть постылей?! – Ой, на сурском берегу, осина, От ногайцев спрячь меня – просила, – Де'вица в ветвях её укрылась И в листве зеленой затаилась. Чу, и здесь нашли её ногайцы, Но мурза не дал им надругаться Над пригожей девушкой-эрзянкой, Стройною красавицей-беглянкой. Мягко приказал связать веревкой, Чтоб не натирала кожи тонкой: – И на свежую траву в телегу Положите. К хану я поеду. Дорогим подарком будет хану. Перед ним с красавицей предстану. Подношенье требует оплаты, – Ждёт от хана щедрой он награды…
По ту сторону на берег сурский Вброд отправились проходом узким, – На восток душманы путь держали, Своего мурзу сопровождали. Долго ль, коротко полями мчались, По лугам да пашням добирались – Вечером лишь хана повстречали, Де'вицу кому предназначали. «Радуюсь: набег наш был удачлив! С трудною мы справились задачей! В Пензе светлой мы эрзян разбили, Вдоволь землю кровью напоили. И в подарок я доставлю хану – Де'вицу-красавицу Киляву. Как увидит хан красу-деви'цу, Будет светом глаз её дивиться…» – Думал так мурза самодовольно, Этим мыслям радуясь невольно. – О, великий хан, прими подарок, Не найдёшь прекраснее эрзянок – Как цветы весной сияют очи, Длинные ресницы, словно ночи! И во сне такое редко снится, Будешь светом глаз её дивиться! – Ну-ка, покажи, какой подарок? Полюбуюсь красотой эрзянок! – Вот, смотри! – подвёл мурза Киляву, Гордую и стройную, как паву. Как увидел хан красу-деви'цу, Светом глаз не мог он надивиться: – Красоту небесную в телеге Ты привез – удачлив был в набеге! Мой гарем известен красотою. Семь прекрасных жен теперь расстрою – Прелести их меркнут перед павой – Перед красной де'вицей Килявой. Словно свет луны в сиянье солнца, Исчезает, тенью остаётся. Будто две звезды сияют очи Длинные ресницы, словно ночи. Розовеет лик её зарею, – Восхищение своё не скрою, Сердце мне пронзила красотою – Белым телом, взгляда бирюзою… Ослепленный нежною Килявой, Хан доволен: «Что ж, подарок славный! Очень он пришелся мне по нраву, Я за это сабантуй вам справлю: Веселитесь все – три дня, три ночи, Ешьте-пейте – сколько хватит мо'чи, Наедайтесь – мяса не жалейте, Вот кумыс вам – за здоровье пейте! Пойте песни, за меня молитесь, Имя хана славьте – не скупитесь! Вирява, 21.11.10
Отдыхать расположилось войско, Сабантуй справляет под березкой. Пьют татары, песни распевают, Хана чествовать не забывают. Яствами живот свой наполняют, Пляшут, – день-деньской они гуляют. Верст за десять крики раздаются, Верст за десять песни вдаль несутся. Под напевы их поникли травы, Пригорюнились окрест дубравы, Туча черная полнеба скрыла И собою солнце заслонила. До полу́ночи ногайцы ели, Допьяна кумыс ногайцы пили, В пляс пускались, песни распевали, Подустали – с ног валиться стали. Наконец душманы задремали, Гвалт затих – враги беспечно спали. Словно свиньи в стаде спят ногайцы, Храп стоит – сны сладкие им снятся. Лишь не спал в то время хан ногайский, Ждал шагов наложницы эрзянской, Скрыть не мог волненья, ожидая Миг, когда войдет жена младая. Мысль его одна лишь тяготила, В сердце, как заноза, остро ныла: Если вдруг взыграется гордыня, Хана красна де'вица отринет, Не исполнит все его желанья, Отметая мужа притязанья, Приглушить придется радость сердца – Никуда от этого не деться, Потушить огонь любви горящий Гневом ханским, злобою разящей. За Килявой слуг он посылает: Видеть хан в шатре её желает! По-хорошему пришла Килява, Словно и гордыни не бывало. Звёздами горели её очи, Озорно сверкая тёмной ночью. «Знать, на долю не в обиде дева, Не кичится гордостью без дела, Де'вица не по годам разумна, В мой шатёр вошла она бесшумно», – В мыслях хан держал такие речи, И Киляве он шагнул навстречу. Вслед за ханом двинулась охрана: Трое верных молодых душманов. Рассмеявшись, хан Киляве молвил Голосом спокойным и довольным: – Ты сегодня станешь мне женою, Эту ночь ты проведешь со мною. – Я перечить, хан, тебе не смею, Буду я наложницей твоею. Только прикажи прогнать охрану, Лишь тогда во всей красе предстану. Пусть останемся вдвоём с тобою, Без стыда объятия раскрою.
Знак рукой подал хан своей страже, Вмиг охрана удалилась вражья. Не спеша Килява раздевалась, Словно тайной думе предавалась, С плеч сняла расшитые рубашки. Хан молчит, ждет от нее поблажки: Словно красота с небес спустилась, В девушку земную воплотилась, Звездами цветут глаза эрзянки – Перед ханом не сама ли Анге?! Вот-вот ляжет с ним, его обнимет, Руки мягкие на плечи вскинет, Поцелует тонкими губами, Ласками своими одурманит… Вот Килява быстрая разделась, На лице её мелькнула смелость – Рядом с ханом девушка ложится. Как Ведява – вод прозрачных жрица, Хана молча, крепко обнимает, В девственном объятии сжимает, Сластолюбца-хана ублажая, Жизни навсегда его лишая. Умер хан, не вырвавшись из плена Мягких рук, не прошептав: «Измена…», Не успев позвать примерных стражей, В мир иной отправился хан важный… Ждет в шатре Килява, затаилась, Стража в это время спать ложилась. В бесконечно-мрачном, диком поле, Чуя запах крови, волки воют. Сладких яств прельщает сильный запах, Зверь крадется в темных буераках. Среди звезд лучистых месяц светит, Над Сурой плывёт, дорожку метит, Лунным бликом поле освещает, Он Киляве помощь обещает: Лунные лучи гуляют станом, Дарят сны мертвецкие душманам. Вот и стража ханская заснула. Край шатра Килява отвернула. Прихватив кривую саблю хана, Средь чужого осмотрелась стана: Пьяные враги угомонились, Храп на поле – крепким сном забылись. – На моей вы свадьбе веселились, За судьбу мою здесь песни лились, За моё замужество плясали, Сколько вами выпито, едва ли Вспомните! О, вражеская стая, Захмелела кровью моей – знаю! – Кровью красной моего селенья, – Так примите рук моих отмщенье! Захлебнитесь кровью вашей чёрной! Не видать Килявы вам покорной! Взмах! – из ножен саблю вынимает, Лихо вражьи головы срубает, – Будто на току, молотит ловко Рожь, пшеницу да овёс – сноровка! Раз взмахнет – и трёх голов не стало, Два взмахнет – и семь летят. Всё мало – До рассвета головы летели, Так Килява продвигалась к цели. Сил запас иссяк к восходу солнца, Но Килява бьётся – не сдаётся. Раз взмахнет – и головы не стало, Два взмахнет – двоих врагов достала. На исходе ночь: заря займется, Вражья стая с солнышком проснется.
Кучозь: 18.12.10 22:04. Заголовок: Решающая битва Киляв..
Решающая битва Килявы. Смерть Килявы. МАСТОРАВА. Эрзянский эпос. Перевод с эрзянского
Вновь окрест Килява осмотрелась, Вновь округ с опаской огляделась, Видит – тот мурза встает, который, Полонив её, привёз покорной. Вот открыл он сонные глазища, Изумленно смотрит, словно псище. Сердце мигом перестало биться: Кровь убитых по земле струится. – Проклянут нас! – закричал он дико. – Девкой войско перебито лихо. Поднимайтесь, спящие ногайцы, Пробуждайтесь, головы спасайте! Сон прошёл, ногайцы пробудились, За мечи, взбешённые, схватились. – Не казните гордую эрзянку, Изловить нам надо полонянку, Мы живой возьмём убийцу хана Посреди порубленного стана! – С дрожью в голосе мурза воскликнул – Как казним её? – душманам крикнул – Руки мы отрубим ей по плечи, В поле дикое пошлем далече, Пусть своею смертью умирает, Одиноко в поле погибает. Словно в волчье логово загнали, На Киляву вороги напали. Каждый хочет изловить беглянку, Полонить повторно полонянку.
Землю защищать, как Масторава, Поднялась отважная Килява, Режет ненавистных ей душманов, Словно косит травы саблей хана. Зная правоту святого дела, За поруганных эрзян мстит дева.
Здесь смекнул мурза: не хватит силы Изловить Киляву. Нет двужильных Среди них. Киляве нет здесь равных Воинов – отважных и стремглавных. Всех врагов Килява уничтожит, Всех ногайцев путами стреножит. Вышел сам мурза сразиться с нею. Стал пугать, мол, страшное содею: – Изрублю на части, на кусочки, Буду биться до последней точки! На съедение волкам оставлю, Твой эрзянский род навек ославлю, Кончиком ножа достану сердце, Никуда тебе теперь не деться, Голову эрзянки светлокосой Водружу на кол я востроносый.
– Не видать, мурза, тебе Килявы, Не видать тебе победной славы! Не тебе обещана я богом, Для кочевника судьба – дорога!
– Ближе подойди! – мурза взбесился, Мужественным духом восхвалился, – Потягаюсь силой настоящей!..
Подняла Килява меч разящий, Надвое ногайца разрубила – Показала, чья вернее сила. Лишь увидели душманы это, Оробели так – не видят света, Оторопь взяла, душа их в пятки Бросилась с испугу без оглядки. – Пропадем мы все без исключенья От меча. Эрзянское крещенье От руки Килявы смелой примем, Этот мир мы навсегда покинем. – Неминуемую смерть обманем, Луков тетиву сильней натянем, Стрелы пустим в гневную Киляву, Жизнь спасая, обретем мы славу. Словно рой пчелиный, стрелы взвились, На Киляву злобно ополчились, Жалят больно нежную Киляву, Но сломить не в силах эрзянь аву. На ногах стоит эрзянка крепко, Ловит стрелы да пускает метко В ненавистных ворогов – Держите! – Гибель от своих же стрел примите!
Пуще прежнего дрожат ногайцы: - Как спастись нам от эрзянки, братцы? От Килявы все мы здесь погибнем, Девушка, подобная богини, Мстить с небес на землю опустилась – За поруганных эрзян немилость. - Ой, спасайте головы, ногайцы! Уходите в степи, убегайте! Побросав мечи, бегут душманы, Прячутся, зализывая раны.
Обвела Килява взглядом поле – До краев полно душманской крови, Вплоть до горизонта – трупы всюду, Приписать сие возможно чуду. На земле, пропитанной злой кровью, Не родится хлеб под песню вдовью, Не раскроют лепестки бутоны Первоцветов – слышатся лишь стоны. Зарастет земля чертополохом, Суховей пройдет по ней всполохом. Надвое Килява меч сломила, Рядом с мертвым ханом положила. – Хан великий, свадьба отыгралась, На костях эрзянских отплясалась, Весь кумыс испит, протухло мясо, Смерть ждала назначенного часа… Думал, счастье ожидало волка, Кончил жизнь бесславно и без толка! – Так Килява хану отомстила, Басурман неверных порубила.
В дальний путь душою дева рвется, – В край родной, ступая вслед за солнцем. Но споткнется там, куда шаг шагнет, Да качнется там, где нога встает. Степь вокруг, ей нет конца и края, Далеко сторонушка родная – За семью широкими полями, За тремя дремучими лесами.
В отчий дом, в село родное – Пензу, Побрела Килява – степью к лесу. Три луны и три дневных светила Дальнюю дорогу освятили. И куда нога её ступала, Красной струйкой кровь туда стекала. Оставляли силы стан девичий, Голова кружилась непривычно, Меркнет свет в очах её небесных, Не дойти до Пензы расчудесной. Как цветок весенний в ноги никнет, У Суры-реки так дева гибнет. На другое утро, на рассвете, Деву мертвую народ приметил. Всем селом Киляву проводили В путь последний, во сыру могилу. Девушку оплакали сельчане Скорбными, печальными речами
Через трое суток на могиле Белая береза – ашо килей, Выросла. Вот ветви расправляет, Клейкими листочками играет, Тихо шелестит, печально плачет: Девушка младая – не иначе. Словно из холодной тьмы могильной Вновь возник Килявы облик милый. – Деревцу дадим какое имя, Как мы наречем его отныне? Нарекли то деревце Килявой, Именем Килявы величавой. С той поры березки шелест слышит Сурский берег, что волну колышет. И молва идет, березка плачет, Одиноко слезы льёт. Судачат, Будто песнь печальная звучала, Путников случайных привечала. Грустью добра молодца смутила, Да лицом к березке обратила. Из ветвей её он сделал гусли Для мелодий полных светлой грусти. Где идет наш молодец – играет, Где проходит – песни напевает. Голосом Килявы гусли пели, Грустью несказанною звенели: «Кружит вороньё, как хлопья сажи, Топчут край эрзянский силы вражьи…»
Гусли лишь заслышали эрзяне, Вмиг признали песенки звучанье – О Киляве память не иссякла, На могильный холм за каплей капля Слёзы горькие эрзян стекают, Стоны причитаний не стихают. – Ийя-ох, Килява-сиротинка! Ийя-ох, поникшая травинка! Взоры отчего закат печалит? Отчего кострищем он пылает? Ой, Килява, словно день ты ясный! Ой, Килява, цветик наш прекрасный! Смерть тебя к своим рукам прибрала, Будто всюду сироту искала, Вышла, чёрная, тебе навстречу, Увела от нас, эрзян, далече. Иссушила твои белы руки, Извела Киляву смертной мукой, Как осенняя листва увяла, Также жизнь Килявы догорала.
Ой, Килява, цветик наш прекрасный, Ой, Килява, лучик солнца ясный! От врагов родной народ спасая, Ты погибла. Землю защищая, Смерти отдала святую душу, Твой покой, Килява, не нарушим. Сна ночного, бедная, не знала, До́сыта при жизни не едала. Ночью тёмной ты наш слух ласкала, Песни пела, звонко запевала, Раньше всех на зорьке ты вставала, Тон любой работе задавала. Если ветер поднимался сильный, Если дождь обрушивался ливнем, Ты нас под крыло своё манила, Щедро теплоту души дарила.
Ой, Килява, вольному ты – воля! Ой, Килява, сиротинки доля! Ты почто, ответь, нас оставила, Ты зачем, скажи, нас покинула? Ты послушай-ка причитания, О твоей судьбе плач-рыдания! В мир иной ушла, не простившись, ты, Отвела от нас руку злой беды. Слёзы ныне льём мы горячие, Свет дневной застит тьма незрячая. Сиротливыми кукушатами О тебе скорбим… Духу ратному Твоему, сестра, удивляемся, Перед подвигом ниц склоняемся. На могильный холм слёзы падают, Мягкий воск свечей скорбно капает. Как березы, плачем-причитаем, О Киляве мы дождем рыдаем – Весь народ эрзянский опечален, О тебе кручинятся сельчане. На земле тебя уже не встретишь, Ласковой улыбкой не ответишь, Не коснется девичья нас нежность, И руки твоей – дающей, щедрость. И пока живём в краю родимом, Память свято о тебе храним мы. Силы ты развеяла по ветру, В небе звёздный след оставив светлый, Не раскроешь нам своё оконце – Спряталось за лес дневное солнце…
У земли, Килява, всем известно, Края три, как три заветных места. В каждом крае – пальмы золотые, Золотые пальмы – расписные. А на пальмах птицы восседают, Жизнь кукушки день за днем считают. Птицы все родные, словно сестры, От одних родителей потомство. Но дружить друг с другом не желают, Оперившись, край свой покидают. Не хранят они обычай редкий, Не стремятся жить законом предков. Точно так и мы, сестра Килява: Не живем своим умом единым, Не желаем счастья побратимам.
Ой, Килява, ты врагов побила, Жизни хана грозного лишила! Не пугайся наших причитаний, Не дрожи от плачей да стенаний. На заре нас подняла кручина, Засветили тонкую лучину, Ищем мы тебя, сестра, повсюду, Верим в воскрешенье, словно в чудо, В доме и на улице мы бродим, Но нигде Киляву не находим. К небу две руки мы возносили, Пальцы мы в отчаянье сцепили, С плачем стали звать сестру Киляву, Петь посмертно ей земную славу. Слышим – отзывается Кудава, С нами плачет по тебе, Килява, Плачет по тебе Хозяйка Дома, Без тебя её томит истома, Кто проснется на заре – тех любит, Печь кто топит – тех лишь приголубит. Отчего рыдаешь ты, Кудава? –Оттого, что умерла Килява, Печку не затопит на рассвете, Без Килявы я за всё в ответе...
Время жизни исчерпав – наш век недолог, Умирают старики и черный полог Бренные останки их накроет. Молодая жизнь дороже стоит! Преждевременно ушла Килява, Не к лицу посмертная ей слава, Ей бы жить да жить, бутоном вешним Расцветая по канонам прежним. Но настигла смерть её младую, Забрала в обитель неземную. Твой могильный холмик не забудем, Пусть расскажет странствующим людям, Что покоится здесь эрзянь ава – Нежная, отважная Килява. Золотые мы столпы воздвигнем Вдоль холма, где в горькой скорби никнем. Медной нитью холмик опояшим, Вкруг могилы землю предков вспашем, Да засеем сочной земляникой, Васильком, ромашкой да гвоздикой. Мы посадим кипарис здесь стройный, Стражем будет он тебе достойным; И в твоих ногах малины красной Высадим кусты под небом ясным, Трижды в год цветами пусть смеются, Трижды в год пусть ягоды нальются. Чтобы первые плоды созрели На шестой, на памятной неделе, Следом спеет урожай малины К полугодию твоей кончины, Третий сбор созревших сочных ягод В память о тебе по сроку за' год. В изголовье яблоньку посадим, В белые цветы её обрядим: Трижды в год бутоны пусть смеются, Трижды в год пусть яблоки нальются. Чтобы первые плоды созрели На шестой, на памятной неделе, Следующим яблочным почином Зреют к полугодию кончины, Третий сбор созревших яблок сочных К году памяти поспеет точно.
Для того твой холм огородили, Да вокруг него затем ходили, Чтобы твоё сердце не стонало, Одинокого забвения не знало.
Ой, спаси, Килява, сбереги нас, Ой, приметь, Килява, сохрани нас: Черными платками увенчали Головы, склоненные в печали, Мнем в руках мы мокрые платочки, Вспоминая светлые денёчки. На тот свет Киляву провожаем, В путь её последний отправляем: Темным лесом поспешай, сестрица, Через море будешь торопиться, Мостиком себя саму приставишь, На тот свет себя и переправишь. За народ эрзянский скажем слово, Для тебя напутствие готово: Плесень ли зелёная накроет, Иль песок коричневый сокроет Или паутинкою совьешься, На заре лишь утренней проснешься, Умывайся тёплою водою, Чистою прозрачною струею, Вытирай лицо своё скорее Полотенцем, что снегов белее…
Ой, Килява, слушай наше слово, Для тебя напутствие готово: Посмотри туда, где солнце всходит – Злые силы по степям там бродят, В села-города беда стремится, Налетает, хищная, как птица. Взор свой обрати навстречу югу – Грозный дождь да смерч на всю округу Устремляются, им нет отпора – Рушится эрзянская опора. Ты на запад посмотри, сестрица, Где заходит солнце, пыль клубится, Вороги со всех сторон нас душат, Древний наш устав эрзянский рушат…
Мудрость слов напутственных запомни – В узелок свяжи, наказ исполни. Если спросится на том на свете – Вспомни мудрые слова – ответь им. Будь себе защитой и опорой, Вера в род свой – вот помощник спорый, Душу, сердце, мыслей устремленье Выверяй лишь пользою раденья.
Лейтесь слёзы горькие дождями! Безутешные, рыдайте с нами! Силы Масторавы возрождайте, Бога Солнца в небе пробуждайте!
Семь ночей да дней мы причитали, Бедную Киляву провожали В Журавлиный Путь, навек-навечно, – Наша жизнь земная быстротечна. А когда мы плакать перестали, Головы опять свои подняли. Вновь эрзянский дух в нас возродится. Тюшти мы приемники. Гордиться Будем древней нашей родословной, Вера наша будет непреклонной.
Кучозь: 27.03.11 13:51. Заголовок: РОЖДЕНИЕ ЗЕМЛИ. ИНЕШКИПАЗ
Зачин
Ширь бескрайняя, ширь раздольная, Поле-полюшко, нива вольная. Среди пажитей холм высок стоит, Как на том холме да листвой шумит Раскудрявая, белоствольная, Ах, березонька – древо стройное! Застит кроною поднебесие, Дарит ей земля равновесие. Землю-Матушку корни оплели, Протянулись вглубь – жилами земли. Под березою пышно стол накрыт, Как за тем столом цвет эрзян сидит: До единого – седовласые, Старцы мудрые, светлоглазые. Древний наш Устав в чистоте хранят, Да семи родов Веру свято чтят Старцы мудрые да всевластные, Родовой судьбе сопричастные. Угощает их раскрасавица – Зорькой алою лик румянится. На берёзоньке – птица вещая, С поднебесия прилетевшая, Богом послана – неминуемо, Иненармунью именуема. Молвит голосом человеческим, Речь приветлива по-отечески:
– Мудрые старейшины селений, Знатоки законов Веры древней, Жители реки великой – Рава, По делам заслужена и слава. Птицу Иненармунь почитайте, Слушайте, её речам внимайте. Я задам вам умные загадки, Мудрости в них спрятаны задатки, Хитрые загадки-поговорки, Отвечайте смело, без увёртки: Кто без крыльев в небе пролетает? Кто без ног по лугу пробегает? Кто без корня к солнцу прорастает? Пусть ответит тот, кто это знает!
Но молчат старейшины селений, Знатоки законов Веры древней. Нет ответа. Старцы, знать боятся В простаках бесславно оказаться.
Красна девица лишь догадалась, Перед хитростью не растерялась: – Мудрые старейшины селений, Знатоки законов Веры древней, Знаю я ответы на загадки, Что имеют мудрости задатки: В небе солнце птицей пролетает, Воды рек по руслу пробегают, Без корней лишь человек взрастает – Вот ответ мой, каждый это знает.
– Красна девица, умна ты не по летам! Как тебя благодарить за это?
– Мудрые старейшины селений, Знатоки законов Веры древней, Кланяюсь, отцы, вам низко в ноги, Для себя прошу лишь о немногом: Девы не найдете благодарней За рассказ о жизни стародавней, Нам исток земли родной откройте, Отчего наш род в таком почёте, Как традиции эрзян рождались, Как устои Веры укреплялись. Нам пропойте древние сказанья, Старины заветные преданья, Чтоб запомнили эрзяне песни, Чтоб устои жизни не исчезли.
Самый древний из семи старейших, Самый седовласый из мудрейших, Собеседников обвёл очами, Вздох… и звуки песни зазвучали. Древнее эрзянское сказанье, Старины заветное преданье Разнеслось, и ветра дуновенье Улеглось под затяжное пенье. Лист березы шелестеть стал тише, Трепета листочков не заслышишь.
– Звуки песни вас зовут, эрзяне! Собирайтесь, милые сельчане! Стар да мал вокруг меня вставайте, Вслед за мною дружно подпевайте! Зачинаю песнь о Мастораве – О рождении её да славе. Как зачата наша жизнь под солнцем, И каким великим чудотворцем, Как традиции эрзян рождались, Да устои Веры укреплялись. Пропою вам древние сказанья, Старины заветные преданья Об истоках древнего народа, О судьбе прославленного рода, Пусть эрзяне помнят мои песни, Чтоб устои жизни не исчезли.
09.01.11
ВЕК БОГОВ
Первое сказание РОЖДЕНИЕ ЗЕМЛИ
ИНЕШКИПАЗ
Изначально в хаосе родился Бог Инешкипаз: из тьмы пробился Первым солнечным лучом зачина – Жизни на Земле первопричина. До его внезапного рожденья, Духа и сознанья пробужденья, Лишь вода сливалась с тьмой кромешной: Ни земли, ни неба – мрак безбрежный. В разливанном море вечной ночи Плыл Инешкипаз – эрзянский отче. Плыл, на белом камне восседая, Тьму ночную молча созерцая. Хмурилось лицо его в печали, Мыслью тайной очи горевали. Озабочен думой непростою: – Вольным пусть раскинется простором Матушка-Земля. Эрзянским краем Буду любоваться, словно раем! Человека породить, народы – Первые ростки земного рода, Основать традиции-обряды – Пусть живущий следует им свято. Предстоит нелёгкая работа, По плечу ли мне, творцу, забота? Справлюсь я едва ли в одиночку, От начала до конца – до точки. Старшего мне брата не хватает, «Был бы младший брат – помог…» – мечтаю. Нет друзей, помощников надежных, На которых положиться можно.
Огорченный отче плюнул в воду В царственной досаде на заботу. Он плывет на белом камне тихо, Думая, как дело справить лихо. Вот назад Инешки повернулся – Глядь, плевок тот камнем обернулся, Прицепился следом холм-бугрище – По пятам Инешки так и рыщет. Под божественным ударом жезла Глыба раскололась да исчезла. Выскочил из-под обломков камня Идемевсь – преследователь давний, С злобным криком дьявол появился, Из случайного плевка родился. Волосатый телом, мал главою, Рот улыбкой перекошен злою, Гневно молнии в очах сверкают, Ненавистью к миру полыхают. Спешно Идемевсь разговорился, Мыслями своими поделился: – Озабочен ты весьма, Инешки, Одинок в печали без поддержки, Брата старшего иметь желаешь, «Был бы младший брат – помог…» – мечтаешь. Нет друзей, помощников надежных, На которых положиться можешь. В одиночку Землю созидаешь, Мудрые обряды зарождаешь. Отчего б не стать мне меньшим братом? Отчего б не быть мне другом знатным? Волю только ты свою изъявишь – Стану младшим братом. Пожелаешь Ты меня узреть в друзьях заветных – Буду я с тобой до дней последних, Сердце успокоишь лишь тогда ты И делами будут дни богаты.
– Будь не младшим братом и не другом, Будь в делах помощником. Услугу Добрую окажешь, коль сумеешь Мне помочь. Что ж, Идемевсь, ты медлишь? Тотчас и начнем мы без задержки, Подноси песок! – сказал Инешки, – Постигая жизни смысл, не дремли: Хватит плавать, будем делать Земли!
– О, Инешкипаз, да ты – мечтатель, Из чего край будем созидать мы, Если плещет лишь вода под нами, Нет земли, лишь волны под ногами, Без конца и без начала море, В бездне вод со страхом тонут взоры, – Идемевсь у бога вопрошает, От него ответа ожидает.
– Горевать тебе о том не стоит, Думы пусть тебя не беспокоят, Не болит пусть голова об этом, Попусту не торопись с советом. Лучше зачерпни со дна морского, Идемевсь, песочка золотого. Сколько сможешь, принеси оттуда – Из песка создам земное чудо. Пусть бескрайним радует простором Матушка-Земля. Счастливым взорам Пусть откроется краса родного края: Эрзянь Мастор – уголок цветущий рая! Человека я создам, народы – Первые ростки земного рода, Мудрые традиции-обряды Заложу, чтоб в мире был порядок. Идемевсь, послушай, что я молвлю: За песком на дно спускаясь моря, Моё имя помяни сначала, «Пазчангот!» – чтоб звонко прозвучало, Лишь затем за дело принимайся, Помни же наказ, не забывайся. Если же не вспомнишь имя божье, «Пазчангот!» не прозвучит, – ничтожна Будет помощь. Как ты не старайся, Без песка воротишься. Покайся – Будет неоконченной работа, Хоть ныряй ты до седьмого пота.
Опустился Идемевсь в пучину Вод глубоких, не тая кручину, С неохотой взялся он за дело: Без души, сноровки, неумело. Идемевсем правила гордыня, Власть её сильна над ним доныне. До всего, за что бы он не брался, Лишь своим умом дойти старался. Мнение своё иметь стремился Обо всём, над чем бы он не бился. Имя Бога под водой не вспомнил, И наказ Инешки не исполнил, «Пазчангот!» – не прозвучало звонко С хитрых уст чертёнка-дьяволёнка. Он на дне своё лишь имя вспомнил, Идемевся имя и промолвил. Зачерпнуть песок со дна морского Он не смог, забыв про божье слово, И с пустыми предстоит руками Возвращаться. Вдруг на днище пламя Вспыхнуло от рук прикосновенья, – Охватило дьявола волненье. От огня душа сбежала в пятки, Бросился бежать он без оглядки. В сторону одну метнулся резко – Там костёр, пылающий без треска, В сторону другую он подался – Пламени безумно испугался. Зачерпнуть песок не догадался, Лишь спастись от пламени старался, Черной молнией он обернулся, К Богу на поверхность вод вернулся. – Еле-еле я ушёл от смерти, На песке лишь след ноги отметил. Только дна морского я коснулся, Из глубин огонь ко мне взметнулся, Зачерпнуть песок он не позволил, В пламени я зря себя неволил. Опалил лишь волосы на теле, Брови да ресницы обгорели.
– Идемевсь, ныряй опять в пучину, За песком ты отправляйся чинно, Никакой огонь тебе не страшен, Пламенем не будешь взбудоражен, Если с именем моим предстанешь, «Пазчангот!» на дне морском помянешь.
Дьявол вновь нырнул в объятья моря, За песком отправился, не споря. Вновь с собою прихватил гордыню, Власть её сильна над ним и ныне. Имя Бога наверху оставил – «Пазчангот!» он вычеркнул из правил.
Просьба прочитать внимательно и задуматься, как могли мокшане молиться эрзянским Богам?? Инешкипаз - это верховный Бог эрзян. В мокшанском фольклоре, в обычаях мокшан, а главное - в повседневной бытовой жизни мокшо имя Инешкипаза не упоминается - ни в древние времена, ни в современные. Известно, что мокшо - это тюркский народ, в древности они были мусульманами, отсюда их характерный национальный костюм и тюркская фонетика мокшанского языка. Возникает закономерный вопрос: как могла мокшанская княгиня Нарчатка молиться эрзянскому верховному Богу Инешкипазу и его супруге Анге-патяй???!!! Выводы напрашиваются сами собой, я их пока не буду озвучивать. Хотелось бы услышать независимое мнение форумчан по этому поводу.
НАРЧАТКА
Вот дошли ногайцы и до Мокши, И туда пришли они с войною, Чтоб украсть свет благодатной жизни, Погасить в домах огонь очажный. Словно бесы, Идемевся дети, Стали они мучить Мастораву, Что под синим небом Инешкая Всех других земель и стран красивей Чистыми полями и лугами, Реками, озерами, лесами, Добрыми людьми, их тихим нравом, Ласковыми, нежными сердцами… В скорби и печали Масторава, Горько она плачет и горюет.
Ой, Эрзя на Раве на великом! Ой, на Мокше полноводной Мокша! Больше всех вас любит Анге-ава, Ближе всех вы к сердцу Инешкая. Только зло за вами ходит следом, Отовсюду подступает горе…
Ой, эрзяне, дети Инепаза! Ой, мокшане, люди Шкабаваза! Посмотрите-ка на берег Мокши: Что за диво дивное там видно? Что за чудо у реки белеет? Это дом большой стоит на Мокше, Это дом высокий там белеет. В белом доме том живет Нарчатка, Края примокшанского княгиня, Государыня страны буртасской. Хороша княгиня и пригожа, Нет ее на белом свете лучше. Чем же каназорава пригожа? Чем она так хороша собою? На земле Нарчатка всех богаче, В поднебесье нет людей, ей равных: Тридцать у нее полей широких, Тридцать у нее лесов сосновых; В тридцати лесах у ней семь пасек; Три больших двора стоит за домом. Каждый двор из новых бревен сделан, Вымощен дубовыми досками, В толстых стенах вырезаны окна. В трех дворах стоит коней без счета. Тридцать табунов их наберется. Кони белой, черной, серой масти. Среди них один лишь конь саврасый, Лишь один конь красновато-рыжий. Кони все сильны и быстроноги, Но резвей их и сильней саврасый. Длинный хвост его, как сито, ходит, Как змея, спина, играя, гнется, В двух глазах огни горят, как свечи, Будто молнии, мелькают уши; Будто бы серебряные блюда, У него широкие копыта; Будто шелк, блестит на шее грива. Полбою толченой его кормят, Роднковою водою поят. Для него в конюшне – дверь по росту, Светлое окно – в стене высокой, Гладкий пол – под тонкими ногами.
За столом сидит Нарчатка в доме На пеньке, серебряном чурбане. С двух ее сторон сидят владыки – Семи сел старейшины седые. Позади нее сидит охрана. Молвит она слово – все услышат, Повеленье даст – за миг исполнят. Слушают они ее с любовью, Служат ей усердно и с охотой. Над Нарчаткою в железной клетке На людей глядит орел могучий. У орла железный клюв и когти, Медные развесистые крылья, Желтые глаза с хрустальным блеском. Строго охраняет он Нарчатку От врагов и от людей недобрых.
Всем Нарчатка славная пригожа, Всем княгиня хороша безмерно. Нету женщин, в красоте ей равных. Белая береза ее тело, А лицо, что утреннее солнце. Любит быть красивою Нарчатка, Одеваться лучше всех умеет. Носит она платья и рубашки – В шесть рядов лежат на них узоры; Стан свой кушаком она обвяжет – Золотом кушак тот изукрашен; На груди ее блестит сюлгамо, На ее руках сияют кольца. О ее красе повсюду знают, Слухи про нее далеко ходят – За семью бескрайними полями, За семью высокими лесами. Держит войско сильное Нарчатка, - Двадцать тысяч воинов отважных.
Прибежали конюхи к Нарчатке И сказали, головы понурив: - Лучший из твоих коней, Нарчатка, Твой любимец во дворе, саврасый, Перестал пить ключевую воду, Третий день не ест овес и полбу. Поднялась из-за стола княгиня И во двор направилась скорее. Там коня саврасого спросила: - Почему не ешь толченой полбы, Лучший из моих коней, саврасый? Почему не пьешь воды студеной, Первый из моих коней, саврасый? Конь ответил ей по-человечьи: - Потому не ем толченой полбы, Потому не пью воды студеной: Вести до меня дошли плохие – Вороги идут на нашу землю, Горе нам несут враги большое: Твой народ они пленят, Нарчатка, И сожгут все города и села. - Этого не бойся ты, саврасый, Не тревожься, конь мой самый лучший, Не пугайся, друг мой быстроногий. Войско напущу я им навстречу – Двадцать тысяч воинов отважных. Луки их стреляют метко-метко, Молнии быстрей летят их стрелы, Как огнем, разят врагов мечи их. Тридцать табунов коней держу я. Если разом все они поскачут, Задрожит земля под их ногами; Я в полки людей своих построю – Встанут будто лес непроходимый, Что любого зверя не пропустит; Крепче камня дикого дворец мой – Простоит века на этом месте: Гром его небесный не разрушит, Молния огнем спалить не сможет. Потому, конь, не боюсь врагов я, Потому нет страха в моем сердце. На тебя верхом, саврасый, сяду И сама я поведу в бой войско. Голову снесу я Тагай-хану, Погублю я душу его злую.
Возвратилась во дворец Нарчатка, На серебряный чурбан свой села. Как заря весенним ясным утром, Белое лицо ее пылает, А глаза сияют, словно звезды. Позвала советников-старейшин И сказала голосом печальным: - Вы, мои помощники седые, Обойдите города и села И народ на сходку соберите. Пусть придут эрзяне и мокшане И буртасы, тоже наше племя. Буду говорить перед народом, Стану с ним совет держать великий.
Разошлись по всей земле посланцы, Обошли все города и села И эрзян с буртасами позвали И мокшан, людей с широкой Мокши. Их на сход великий всех собрали. Вышла на крыльцо свое Нарчатка И собранью шумному сказала: - Вести до меня дошли плохие. Годы нехорошие приходят. Много горя вынести придется Нам, мокшане, буртасы, эрзяне. Мы века на вольной Мокше жили И такого горя не видали, Что теперь на нас идет с востока. Солнце в небе – и оно не помнит, Грустная луна – и та не знает Дней, когда рыдала Масторава, И по ней текли ручьями слезы. К ней враги приблизиться боялись, На нее ступить и не пытались. А теперь взгляните-ка вы лучше На восток, на сурские просторы – Заслонило небо черным дымом, Мастораву тучами покрыло. Хан Тагай эрзян там убивает, Жжет огнем их города и села. Скоро он сюда придет, на Мокшу, Будет с нами лютый ворог биться. Где Тагая встретим мы, эрзяне? Где душмана разобьем, мокшане? Где его, буртасы, уничтожим? - Надо выйти в поле биться с ханом! – Закричали храбрые эрзяне. - Надо в городе обороняться! – Предложили из толпы другие.
Возвратилась во дворец Нарчатка, Инешкаю начала молиться. Трижды поклонилась Мастораве И трем сторонам земли и неба – На восток, на юг, на хмурый запад. После душу грустную открыла, Рассказала о своих печалях:
- Инешкипаз, Шкабаваз! Анге, Инешкиава! Хоть вы очень далеко, Дальше, чем сам Вармазей, Далеко вы видите, Издалека слышите. На земле есть, Инешки, Люди, что вам молятся, Просят у вас помощи. Вы их просьбы слышите, Им вы помогаете. Что от вас хотят они, То им посылаете, То им всем даете вы…
Инешкипаз, Шкабаваз! Анге, Инешкиава! И я ваши имена С добрым сердцем назову. Принесу подарок вам, Низко-низко поклонюсь, Слово нужное скажу. Посмотрите на меня, Что скажу, послушайте. Что сейчас вам принесла, То возьмите от меня; Что от вас я попрошу, То взамен отдайте мне!..
Анге, Инешкиава! Инешкая дочери, Кастарго и Везорго! Пурьгинепаз, Ёндолпаз, Масторава, Ведява, Норовава, Вирява, Паксява и Комлява, Кардаз-Сярко, Юртава! Обращаюсь я ко всем. Что скажу, послушайте, Пожелайте мне добра. Собираюсь я на бой, Вражью силу бить иду, Сечь полки ногайские. Буду бить их стрелами, Буду сечь их саблями; Буду убивать я их Палками, дубинами; Буду грызть зубами их; Буду души отнимать У ногайцев-ворогов. Дайте-ка здоровье мне, Силу богатырскую. От звериных глаз врагов Пеленой укройте нас; Пусть мы уничтожим их И вернемся все домой, Чтобы вновь молиться вам, Вас любить и почитать…
Анге, Инешкиава! Инешкая дочери, Кастарго и Везорго, Пазу очень близкие, Очень им любимые! Ради вас сварили мы В чашах кашу вкусную; Ради вас вот напекли Мы лепешки сладкие. Положили их на стол, Поклонились низко вам…
Анге, Инешкиава! Кастарго и Везорго, Инешкаю близкие, Очень им любимые! Улыбнитесь ласково, Лица сделайте добрей; Посмотрите весело На наш стол с подарками, На наш дом и на детей. На коленях мы стоим, Руки к небесам воздев. Молится и стар и млад, Кланяется весь народ…
Анге, Инешкиава, Инешкипаза жена! Кастарго и Везорго! С Пазом говорите вы, Знаете дела его, - Попросите у него Сил несметных для эрзян, Много счастья светлого; Попросите для мокшан Вы победу над врагом; Попросите для буртас Ворогам погибели. Одарите разумом. Оградите от злых дел, К добрым – укажите путь. Пусть минует горе нас, А добро в дома придет, Корни пустит толстые, Вырастет, как яблоня С яблоками красными!
Анге, Инешкиава! Кастарго и Везорго! Что нам принесет добро, То пускай утроится, Неприступным будет пусть Для врагов, плохих людей; Что достаток принесет, То железною стеной Оградите вы кругом. Что прошу я, дайте то, Помощь окажите мне; Каждый эрзя будет пусть Сильным храбрым воином; Все буртасы будут пусть Побеждать врагов в бою; Все мокшане будут пусть Басурманам смерть нести. Двадцать тысяч молодцев Собралось в моих полках; Двадцать тысяч воинов Подниму я на врага…
Снова на крыльцо Нарчатка вышла И народу своему сказала: - Слушайте, эрзяне и мокшане. Сердце вам сейчас свое открою. Как вы пожелаете, так будет. В диком поле ворогов мы встретим, Там войска Тагая уничтожим. Вы острей мечи свои точите И готовьте больше стрел для луков. Времени три дня даю на это. На четвертый день в открытом поле Встретимся в бою с ордой Тагая.
Ой да, поле, широкое поле! Ой да, поле, огромное поле! Что за пыль на том поле клубится? Что за дым поднимается в небо? По тому полю движется войско, Идут воины хана Тагая. Перед войском саврасый конь скачет, На коне резвом девушка едет. На ней порвано белое платье, Треплет волосы ей сильный ветер. Словно дождь идет – девушка плачет, Как ручей течет – горько рыдает. Страшно ей, что отец обругает, Стыдно ей от людей, от народа. - Как такая войду я в свой город, Покажусь на глаза добрым людям? Почернела она вся от горя, Будто снег головой побелела. Как вошла на коне она в город, Сразу к ней прибежали подруги, Тесным кругом ее окружили. На нее с удивлением смотрят, Кто она, догадаться не могут. - Чья ты дочь? - Назови свое имя! - Кто порвал на тебе твое платье? - Почему распустила ты косу? - Почему так лицо почернело? - Где взяла эту дивную лошадь? Так ответила девушка, плача: - Уходила на луг я из дома, Там целебные травы искала. Вдруг враги будто с неба свалились И за мной побежали по полю, Как собаки за зайцем погнались. Десять страшных душманов их было. Онемели тогда мои ноги, Обессилели белые руки. Злые псы меня скоро догнали И порвали на мне мое платье. Зашумели они, закричали, Меж собой стали спорить, ругаясь, Я кому из них в жены достанусь, Чьей женой я, красавица, буду. Вдруг примчался саврасый конь этот, На врагов налетел, будто буря, Растоптал женихов он ногами, Разбросал, растерзав их зубами. А потом на седло меня бросил И до дома домчал словно ветер. Я не знаю, чей конь этот дивный, А сама я, подруги, Кемаля. Так узнали подруги Кемалю.
Удивились все люди Кемале И пошли вместе с нею к Нарчатке. У окна она дома сидела И гадала, на улицу глядя, Почему вдруг там люди столпились. Как они подошли к ее дому, Их встречать на крыльцо она вышла И, тревогу скрывая, спросила: - Где ты был, лучший конь мой, саврасый? Что ты делала в поле, Кемаля? Для чего собрались вы здесь, люди? Что, народ, от меня тебе нужно? - Появились ногайцы на Мокше, На земле нашей встало их войско, - Конь саврасый ответил Нарчатке. - На меня нападали душманы На лугу, где я травы искала. – Объяснила Нарчатке Кемаля. – Нету злу их предела, княгиня. Как у бесов, у всех у них лица. - Срок настал, за мечи надо браться. Время выйти в широкое поле И там встретить незваных пришельцев. - Соберите, старейшины войско И на этом вот поле постройте! Во дворец возвратилась Нарчатка И сняла с себя красное платье, Чтоб в другую одежду одеться. Та одежда была из железа. После снова на улицу вышла, На коня на саврасого села. Конь под ней заплясал, взволновался. Медный шлем на Нарчатке сверкает, Меч железный в руке ее блещет, Перед нею гудит, шумит войско. Двадцать тысяч в нем воинов храбрых. Позади нее встала охрана, По бокам ее встала дружина. Двести воинов сильных в охране, Триста воинов лучших в дружине. - Миновали три дня и три ночи, Что давала на сборы к сраженью. На коней нам пора сесть, эрзяне, За мечи взяться время, мокшане, Срок настал вскинуть луки, буртасы. Выйдем в поле и встретим Тагая, Напоим хана красною кровью. Лютый змей, людоед ненасытный По лугам и полям нашим ходит, Воду пьет из ключей и колодцев. Наточили ль мечи вы, эрзяне? Наострили ль секиры, мокшане? Приготовили ль луки, буртасы? Не пугайтесь врагов, дети Паза. Из сердец страх и робость гоните. Я сама поведу вас на битву. Победим иль погибнем все вместе. - Поведи нас быстрее, Нарчатка! Не боимся мы, каназорава, Смуглолицых батыев, ногайцев. Пламя гнева сердца нам сжигает, Просят дела мечи и секиры. И Нарчатка коня вскачь пустила. На дыбы встал ее конь саврасый И понесся в широкое поле. За Нарчаткою двинулось войско, Поднялось ястребиною стаей, Что кудахтанье кур услыхала. Засияли на воинах шлемы, Словно тысячи солнц предзакатных; Словно тысячи молний сверкнули, Вознесенные к небу их пики. Задрожала земля, застонала, Луг и поле заколыхались.
Смотрит хан Тагай на эрзю грозно, Хмурится: «Кто там ума лишился? Кто желает смерти, обезумев? Иль они, лесные люди эти, Про ногайскую не знают силу И про то, что никому на свете Не дано ее собой измерить Ни сегодня, ни в другое время?..». - Воины мои! – Тагай воскликнул. – Что за войско движется по полю? Мурзы, выйдите ему навстречу, Стрелами, как стадо, расстреляйте. А княгиню их, связав ремнями, В мой шатер живую приведите. Что за человек она, взгляну я. - Сделаем мы так, наш хан великий! – Десять мурз ответили Тагаю. – У эрзян и у мокшан царица Молодая женщина. Быть может, По душе она тебе придется. Очень добрая молва повсюду О красавице идет об этой. - Сделайте идите свое дело И ко мне ее быстрей доставьте.
Начал день темнеть при ясном солнце Без тумана и без туч на небе; Зашумел сосновый лес без ветра; Гул тяжелый под землей раздался; Мастор задыхаться стал от гвалта. Это поднялась орда Тагая, Черная, несущая смерть сила. - Воины! – воскликнула Нарчатка. – Молодцы! – княгиня закричала. – Знайте, Шкабаваз того проклянет И бездольным сделает навеки, Кто врага в бою бояться будет. Крепче все в руках мечи держите, Смерти не страшась, врага разите. Зло не в гибели на поле боя. Зло, мои родимые, в неволе! - Как огонь сердца пылают наши, Солнцем светится в глазах свобода!..
Встретились два урагана с ревом, С грохотом ударились две тучи – Бросились два войска друг на друга. Началось кровавое сраженье, Начала смерть утолять свой голод. Сильные и ловкие батыи, Храбрые и хитрые ногайцы. Драться и пить кровь они умеют. Столько их – глазам, как глянешь, страшно. С десятью дерется один мокша, С двадцатью дерется один эрзя; Сто врагов буртасы уничтожат – Тысяча других займет их место; Тысячу эрзян враги погубят – Ни один эрзя, буртас и мокша На их место больше уж не встанет. Как безбрежный лес орда Тагая, Будто рощица полки Нарчатки. Ширится, растет орда Тагая, У Нарчатки войско все редеет.
В гущу войска вражьего Нарчатка Со своей охраною пробилась, Посреди орды Тагая бьется. Как махнет она мечом направо – Десять человек падет на землю; Как махнет она мечом налево – Десять человек на землю ляжет. Сквозь орду она мостит дорогу, Хочет к хану грозному пробиться, Чтобы голову снести с плеч разом. - Что скажу тебе, Тагай, послушай: Ум держи-ка в голове, не камни. Не губи свои полки напрасно. Выйди вместо них со мною биться. - Оглянись-ка ты назад, Нарчатка, Сколько воинов твоих – увидишь; После пред собою посмотри-ка – Сколько воинов моих – увидишь. Сосчитаешь ты своих по пальцам, Сосчитать моих волос не хватит. Тысячу их, может быть, погубишь, А сама останешься без войска. Умной будь и в плен, Нарчатка, сдайся. За себя возьму тебя я замуж. Для чего с тобой я буду спорить? Стыдно мужу с женщиною биться И победой легкою гордиться. - Вот подарок мой, Тагай, прими-ка! И Нарчатка натянула лук свой. Как пчела, жужжа, стрела на хана Полетела и колючим жалом В руку его правую вонзилась. Испугался хан, упал на землю, По-медвежьи заревел от боли: - Где охрана? Почему я ранен? Отнесите вон меня отсюда! Хоть умрите все, Нарчатку эту В мой шатер живую приведите! Вижу – очень гордая царица. Выправлять характер ей я буду, Стану волка превращать в зайчонка. Дело это я давно уж знаю. Захватить Нарчатку! – заревел он. – Хоть из-под земли ее достаньте. Будет гнить, не заживая, рана, Если не омою ее кровью Этой гордой женщины – Нарчатки!…
Скачет посреди орды Нарчатка – Как Пурьгинепаз разит ногайцев, Молнией и громом устрашая; Бьет она врагов мечом и пикой, Топчет их конем своим саврасым. Вместе с ней ее дружина скачет, Вслед за ней идет бесстрашно войско. Как метлой, метут они ногайцев. Ни мечом не зарубить врагу их, Ни стрелой не застрелить из лука. Защищают воинов Нарчатки Толстые щиты, кольчуги, шлемы. Крикнут они грозно – гром раздастся, Глянут гневно – молнии заблещут. Как траву на пойме Мокши косят – Бьют врага эрзяне и мокшане; Словно лес непроходимый валят – Храбрые полки буртас дерутся. Смотрит из шатра Тагай великий И глазам своим не хочет верить: Кровь его полков рекою льется, Головы с плеч, как горшки, слетают. - Двести воинов поставьте, мурзы, Против эрзи каждого и мокши, На Нарчатку – войско все направьте! Вы, мои помощники и слуги, На колени встаньте и молитесь. Пусть Аллах потрудится на небе. Пусть сломает он эрзянам пики, Пусть затупит им мечи и стрелы, Пусть на них начнет бросать он камни, Пусть песчаную пошлет он бурю И глаза забьет им желтой пылью.
Смотрит на ту сторону Нарчатка, Где садится за лесами солнце. Прилетел оттуда черный ворон И кружить стал над ее полками. Крыльями огромными он машет, Поднимает ураганный ветер; В Мокше воду пьет с песком и грязью И потоком льет ее на войско. Испугались воины Нарчатки, Объяснить не могут, что за птица Убивает их, кружа над ними. Думает Нарчатка: «Все погибнем! Всех погубит нас небесный ворон…». Поскакала во дворец свой белый, Подошла к орлу в железной клетке. - Ворон-дьявол губит мое войско. Человек его убить не сможет. Надо с ним тебе, орел, сразиться.
Молнии в глазах орла сверкнули. Вылетел в окно он на свободу. Ворона догнал, железным клювом Голову разнес ему на части, Тело разорвал когтями в клочья, Пух и перья над землей рассеял И вернулся во дворец обратно, Снова стал сидеть в железной клетке.
Скачет к войску своему Нарчатка. Видит – с неба стали камни падать. И она взмолилась Шкабавазу: - О ты, Шкабаваз! О ты, Инешкай! Не бросай на это войско камни. За закон твой борются эрзяне, За обычай твой мокшане гибнут. Против Идемевся мы воюем, Сторону родную защищаем. Камнепад скорей останови-ка, Войску моему верни отвагу.
Шкабаваз ее мольбу услышал, Тронули его слова царицы. - Почему так долго ты молчала? Почему, Нарчатка, чуть пораньше Ты меня об этом не просила? – Шкабаваз заговорил печально. – Больше нет уже камней на небе. Басурманский бог собрал все камни И дождем их над тобой рассеял. Одолеет враг тебя, Нарчатка. Уж победу празднуют ногайцы. Смотрит на тебя Тагай с издевкой. Подожди, схожу я к его Пазу И спрошу, зачем так сильно злится.
- Для чего моих эрзян ты губишь, Бог чужой земли, чужого неба? На мокшан зачем ты разозлился? Выходи давай со мною биться! - Так скажу тебе я, Паз эрзянский, Так тебе отвечу, Шкай мокшанский: Грозных слов твоих я не пугаюсь. Как пришел ко мне, так тебя встречу. Коль пришел с войною – повоюем. Только для чего мы будем драться? Уж разбито войско у Нарчатки, Некому с ногайцами сражаться…
Ветром скачет по полю Нарчатка, К войску своему спешит на помощь. Разбегаются враги с дороги. Будто буря их с пути сдувает. В небесах над нею гром грохочет. Там два бога молниями бьются, Победить один другого хочет. Долго, грохоча, они сражались, Но добыть победу не сумели. (И сейчас они так в небе спорят, Если как-то их пути сойдутся).
Доскакала до полков Нарчатка – Горе ей, как нож, пронзило сердце: Мертвые лежат ее эрзяне, Храбрые буртасы и мокшане. Никогда они уже не встанут. Вечным, непробудным будет сон их. Средь врагов стоит одна царица, Как цветок среди чертополоха, Низко-низко голову понурив. Говорит ей хан Тагай с усмешкой: - Кто тебя обидел так, Нарчатка? Почему печалишься, царица? Почему, красавица, поникла? Видишь – пол-орды моей побила, Трупами ее покрыла поле. Был неведом страх твоим эрзянам, Как богатыри мокшане были – Всех ты их, гордячка, умертвила, Всех навечно загнала в могилу. И тебе пора воткнуть меч в землю, Время предо мной встать на колени, Виновато голову повесив, И просить в слезах себе прощенья. Может быть, я зло твое забуду, Может быть, смягчится мое сердце И вину тебе прощу, Нарчатка. За себя возьму тебя я в жены. Умной будь: о чем прошу, то сделай…
Выхватила снова меч Нарчатка, Крикнула: «Благослови, Шкабаваз!» - И вступила в страшный бой с врагами, Стала их одна рубить нещадно. Головы с них, как горшки, слетают. - Как теперь мне быть? – Тагай подумал. – Как нам одолеть царицу эту? Взял мокшанский лук он со стрелою, Выстрелил, прицелившись, в Нарчатку, Как оса, стрела в цель полетела И настигла гордую царицу, В руку ее правую вонзилась. Выронила острый меч Нарчатка, Словно плеть рука ее повисла. - Больше уж не воин ты, царица. Ты теперь лишь женщина, Нарчатка, - Слабая, красивая – такая, Быть какой должна на самом деле! – Хан Тагай заговорил, довольный. – Вы ее не бойтесь, мои мурзы. За руку ее возьмите смело И ко мне, в шатер мой, приведите. Буду я в любви ей признаваться, Буду с ней играть я дни и ночи. Без меча она невинней пташки. Без меча она девица только.
Выдернула из руки Нарчатка Ханскую стрелу и поскакала На тот берег Мокши, крикнув хану: - Нет числа на Мастораве людям. Всех их подниму и соберу я И с тобой, Тагай, вновь буду биться.
Погнала коня Нарчатка к Мокше, Перейти через реку решила. Но была вода в реке глубокой. Переплыть ее не смог саврасый, Не сумел он выйти на тот берег. Со своей любимою хозяйкой Погрузился он на дно навеки.
И с тех пор живет Нарчатка в Мокше И там ждет, что вот наступит время – Снова на коне верхом поскачет И врагов с земли родной погонит, С той земли, которой нет красивей. Верят и эрзяне и мокшане: Скоро из реки Нарчатка выйдет И им скажет, к битве призывая: - Поднимайтесь на борьбу, мокшане! Острые мечи берите в руки, Храбрые буртасы и эрзяне!
В памяти людей живет преданье. Иногда Нарчатка в тихий полдень Выйдет из реки на луг зеленый, Волосы кудрявые расчешет, Край родной окинет грустным взглядом И заговорит, на небо глядя: - Веруйте, мокшане и эрзяне, Что за вас молюсь я Шкабавазу. Жду я срок, когда вернусь в свой город И опять царицей вашей стану. Куйте вы мечи, готовьте войско. Скоро на саврасого я сяду И начну за нашу волю биться. Никогда эрзяне и мокшане На колени пред врагом не встанут…
Словно лебеди, дни пролетают, В облаках, белокрылые, тают, Следом месяцы вихрем взовьются, Словно сильные кони несутся, Годы тише, степенней шагают – Стадом сытым неспешно гуляют, Будто море, вздыхают столетья – Волны катят лениво в бессмертье.
Вновь Инешки явился на Землю, Собрались вкруг эрзяне да внемлют Тем словам, что носил в своем сердце Паз-отец, обращаясь к ним: «Дети! Любы мне вы, вне всяких сомнений, Род эрзянский будь благо-словенен! Я желания ваши исполнил – Край эрзянский с Богами помолвил: Силу злакам дает Норовава, Мощь дарует Земле Масторава, В небе правит ветрами Вармава, По-над лесом гуляет Вирява, В городищах осела Велява, Защищает жилища Кудава, Да хранит каждый двор от несчастий Кардаз-Сярко благим сопричастьем. Так воздайте же слова молений, Пред Богами преклонив колени: Каждую держательницу славьте, Чтоб не обошла вас благодатью, Каждой покровительнице слово Благодарственных молитв готово. Как Инешкипаза почитайте Всех богинь-держательниц, да знайте: Каждой изберите День Молений, Чтобы получить благословенье, Чтобы каждая из них хранила Род эрзянский, умножая силы. День Молений Озксом величайте, Впредь обычай строго соблюдайте. Приготовьте пуре в честь Богини, Мёдом помяните её имя, Жирных уток и гусей зарежьте, Да овец ей принесите в жертву. Слово в слово мой наказ вершите, Кой эрзянский в чистоте держите, В поле хлеб тогда заколосится, Будет скот домашний впредь плодиться, Детородны будут жены ваши, В поле множат урожаи пашни. Если же наказ мой не свершите, Жизнь свою плачевно завершите, Очи ваши не узрят дней светлых, Пред порогом не склонятся ветлы, В поле хлеб не будет колоситься, Скот домашний не зачнет родиться, Урожаи не премножат пашни, И бесплодны будут жены ваши.
Внемлющие Пазу да услышат – Так эрзяне верят слову свыше. Отчему наказу сообразно Как один ответствуют согласно: – Ты, Инешкипаз, наш прародитель! Ты, Инешкипаз, наш покровитель! Всё, что повелел нам, мы исполним, Отчий твой наказ мы крепко помним. Мудрость слов священных не забудем, В вере праведной вовек пребудем, Как тебя, Богов всех почитаем, Как тебя, молитвой поминаем. Каждой покровительнице слово Благодарственных молитв готово, Изберём для каждой День Молений, Род эрзянский, будь благословенен!
Когда весенний теплый день придет, Исстает зимний серебристый лед, Проглянет из-под снега Мать-Земля, И по сохе начнут вздыхать поля, Раскроется лишь чернозёма зев, Задумают эрзяне первый сев. На сельский сход старейшины спешат Перед посевом свой совет вершат. Ведь если зев весной осеменить, Молитвой горсть семян благословить, То плодотворно день бежит за днем: Что ныне сеем, завтра то пожнём. Пусть брагу-позу варит каждый двор, Кто держит пчел – готовить пуре скор. Весь род сбирается в единый дом, Пусть хлебом-солью встретят в доме том, Пусть щедро стол и празднично накрыт, Бочонок позы для гостей открыт, Пусть пенится наполненный бокал, Рог изобилья чтоб не иссякал. Зажгется родовая пусть свеча: Вера эрзян светла и горяча. Возденет руки всяк: и стар, и млад, Пусть каждый к богу устремляет взгляд. Своей судьбой довольные вполне, Все кланяются Матушке-Земле. О чем слова божественных молитв? О чем душа эрзянская болит? О солнечной весне и тёплых днях, О влагою питающих дождях, О сочных травах в пойменных лугах, И о пасущихся на них стадах. Молитвы Пазу вознесут когда, Погаснет пламя штатола едва, Приступят к яствам, станут пить да есть, И в пляс пойдут, и песни будут петь.
– Ой ты, Норов, Норов, Норовава! От эрзян тебе поклон да слава! Кормишь без числа людей и поишь, Низко тебе кланяемся – в пояс! Имя славное твоё поймаем, Песней благодарной вспоминаем. Наши голоса заслышь-заслушай: Глубину сердечных слов-отдушин. Твоё имя вспомним лишь хорошим, Твоё имя вспомним лишь пригожим. Синими прекрасными очами, Норовава, отведи печали, На эрзянское взгляни моленье, Синим взором дай благословенье, Попроси за нас Инешкипаза: Пусть займутся дружно всходы – разом, Пашни влагой пусть дожди питают, Боги пусть эрзян оберегают, Пусть даруют здравие и счастье, Начинаниям благим причастье.
Сев закончен, всходы зеленеют, Мастораву нежно солнце греет. Молятся эрзяне неустанно – Имя Паза с ними постоянно. Древнее моление старейшин Соберет совет эрзян мудрейших. Атя озкс – моленье величают, Седовласых старцев привечают, Семерых достойных избирают, Провести моляну поручают. Следует сварить им позу-брагу, Заколоть бычка, костяк в овраге Закопать, сокрыв его камнями: Кардаз-Сярко, будь довольна нами! Поза приготовлена хмельная, Из молельного бычка мясная Сварена эрзянками похлебка, Шлют гонцов – на озкс явиться ходко! Этот день назначен был издревле, Каждый чтит его в любой деревне, Старцы, что Инешкипаза знали, День моляны свято соблюдали. Всем селом сбирались на моляну. С хлебом-солью на лесной поляне Становились в ряд, перед собою Полотенца расстелив с едою. Старцев избирали двух мудрейших, Век свой от Инешкипаза ведших. За своё родимое селенье Начиналось старцами моленье. К Пазу в небо руки простирали, Имя бога громко величали. Преклонив колени, все молились. Лишь два старца стоя находились. Ими белые платочки брались, Полотенец с яствами касались, Вдоль молящихся эрзян ходили, Двое старцев с Богом говорили: – Ты, Инешкипаз, наш прародитель! Ты, Инешкипаз, наш покровитель! О, услышь слова молитв, послушай, Наши подношения искушай! Долго ждал ты нас – встречай скоренько, Яства с наших рук прими быстренько, Хлебом-солью, позой угощайся – Добрым урожаем возвращайся!
Причастив все яства, двое старцев Знак подали трапезой заняться. Молчаливо они ели-пили. Не плясали, песнь не заводили. Позу лишь когда до дна испили, Жертвенное мясо лишь избыли, Вновь собрались вместе на поляне Завершить моление селяне. По старинке пламя высекая, Двое старцев, устали не зная, Развели костёр, чтоб тол священный Ритуал исполнил сокровенный: Лошадей, коров, овец согнали, Сквозь огонь спасительный прогнали. И на том моляна завершилась, Вера в Паза в душах укрепилась. Рузонь кельс ютавтызе Вирява (Т.Ротанова)
Кучозь: 09.09.11 17:41. Заголовок: КРУШЕНИЕ ОБЫЧАЕВ В ..
КРУШЕНИЕ ОБЫЧАЕВ
В старину мы жили к небу ближе, Кров Инешки и Богов с ним иже Лицезреть могли с земли очами, Слух свой услаждали их речами. До Богов рукой подать – так было! – Солнце низко над землей ходило. Взоры обращая в близость неба С робкой просьбой о достатке хлеба, Предки наши во поле ступали, У ключа моленье зачинали. С облаков за ними наблюдая, Просьбам по-отечески внимая, Засухой Инешки их не мучил – На поля гнал дождевые тучи. Всходы дружно к солнцу поднимались, Голода эрзяне не боялись: Гумна полны сжатыми снопами, Изобильны закрома хлебами. Но однажды жизнь переменилась, К худшему нежданно накренилась: Затопила Ава утром печку – Из трубы не вьются ввысь колечки Дыма, не взбираются над крышей В небо, к облакам, плывущим выше. Вверх взглянула Ава да всплакнула, Чёрным гневом очи затянуло. Блага будто сроду не бывало, Не сдержавшись, возроптала Ава: – Отчего к нам небеса так близко, И к земле льнут облака так низко? Сломанный взяв в руки наконечник, Лестницу приставив подвенечно, Ава взобралась на крышу дома, Забранилась с Пазом по-худому: Наконечником его толкала, Бранными словами называла. Не сдержал свой мягкий нрав Инешки, Выше сдвинул небеса, не мешкав, От эрзян их разместил подале – Чтоб чертоги Паза не мешали. Долго ль, коротко, эрзяне догадались: Боги в высь небес от них поднялись. Отдаление узрев Инешки, Сельский сход созвали без задержки. – Отчего оставил нас Инешки? Что нам делать без его поддержки? Без него хлеба не уродятся, С голодом придется нам познаться. Пазу воздадим свои молитвы, Сельский озкс устроим, дабы слитны Были наши помыслы с Инешки. Заручимся мы его поддержкой, Чтоб в полях хлеба заколосились, В колосе чтоб зерна уродились. Мы должны Инешки поклоняться, С голодом тогда не будем знаться. Стол эрзяне Пазу выносили, С хлебом-солью ко столу просили, Следом штатол светлый зажигали, Со свечей молитву зачинали: – Ты почто, Инешки, нас покинул? Отчего чертог свой ввысь воздвинул?.. Лишь узрел Инешкипаз моленье, Лишь заслышал скорбное прошенье, Тотчас он отправил Веленьпаза В край эрзян, напутствуя наказом: – Средь эрзян семь лет ты будешь править, Не забудь на добрый путь наставить! Веленьпаз в эрзянский край явился, Да наказом божьим поделился: – Слушайте, эрзяне, мои речи! С неба к вам я прибыл – издалече. Сам Инешкипаз меня направил: Озкс эрзянский след в душе оставил, Слух затронули слова молений, Прислан я к вам в помощь – в управленье. Вами буду семь годков я править, Чтоб на добрый путь эрзян наставить, Чтоб хлеба на поле уродились, Чтобы голодом вы не томились.
Растерялся люд, да ну смущаться, Переспрашивать спешат посланца: – Ты скажи-ка нам, ответь, чей будешь? Нам глаголешь истину, иль шутишь?
– Сын Инешкипаза перед вами, – Ведаю правдивыми словами, – Сельского хозяина встречайте, Веленьпазом дружно величайте.
Хором люд эрзянский рек – согласно, Восклицал в ответ единогласно: – Ежили ты сын Инешкипаза, Твоему послушны мы указу. Будешь ты в руках держать селенья, Если Богом прислан в управленье. Преклонил эрзянский люд колени, Пред хозяином своих селений: – Просим, будь правителем нам мудрым! Наших сёл храни жилища – кудот! Ходит по земле посланец Бога – Сёла, лес, поля хранит он строго, Ловко справить дело помогает, Навыкам крестьянским обучает. В старину эрзяне жили в радость, Не страшили их ни глад, ни старость. День за днём слагали, год за годом, Не сдаваясь никаким невзгодам. Но иные времена приходят, Зеленью весенней, свежей всходят, С новой силой к солнцу прорастают, Прежние обычаи сменяют. Древние традиции нарушив, Путь к Инешки не находят души.
Кров земной родит обычай, По традициям привычным Человек живёт, плодится, – Тем земная жизнь и длится.
На Земле, под небесами, Кто нас радует плодами? Сочной красотой затмила Яблочная умарина1! Умарина, умарина – Яблок полная корзина! Корни землю обвивают, Ветви небо закрывают. Листья шириной с ладошку, Яблоки на всё лукошко! А под яблонею бочка: Пуре – сладкие глоточки! Полотенцем белоснежным Верх прикрыт рукой поспешно. Ковш серебряный свисает – Черпать пуре помогает. Дрожжи в бочке рьяно бродят, Воск белеет – край обводит, Пуре пенится-вскипает, Праздник справить зазывает. Умарина встрепенулась, Песней звонкой обернулась, Под мотив ветвей, монистом Зазвенев, запели листья. В пляс пустилась умарина Яблок полная корзина! Что за радость обуяла Яблоню, о чем сияла Солнечных лучей улыбка, Меж листвы гуляя зыбко? То Инешкипаз затеял Пир: – Эрзянам паро теян2! Всех богов созвал на праздник Каждый из богов – участник. Сосчитал всех, до едина, Да попарно воедино Всех собрал на пир на званный, Каждый Бог здесь гость желанный. Лишь одна неполна пара – Не явилась Норовава, Норовавы не дозвались, Матушки не досчитались: Норовава-ладушка, Норовава-матушка, Матушка-кормилица, Матушка-поилица. Кто отправится за ней, Пригласит на пир скорей? Говорит Инешкипаз, Слово молвит Ине Паз: – Мы за ней пошлём Пургине, Ёндол3, молнией за ними! Нороваву пригласите, Поклонясь, на пир зовите. Не насильно приведите, Не возком её везите – А с душою приглашайте, Матушкою величайте, На руках её несите, Да дорогой веселите. Вот отправился Пургине, Нороваву ищет ныне. Где пройдет, там гром рокочет, Громыхает, что есть мочи, Молниями полыхает, Будто стрелами стреляет. Ливнем по земле проходит, Норовавушку находит. Где он встретил Нороваву? Где сыскал он бояраву: Нороваву-ладушку, Нороваву-матушку, Матушку-кормилицу, Матушку-поилицу? Во бескрайнем во поле, Во раздольном во поле, На широкой на меже Травы поднялись в сажень. Среди трав её сыскал, Да на пир к Инешки звал: –Норовава-матушка, Норовава-ладушка, Матушка-кормилица, Матушка-поилица! Пир затеял Верепаз, Для гостей дары припас. Всех богов на пир созвал: Приходите, стар да мал! Не хватает лишь одной Норовавушки родной – Матушки-кормилицы, Матушки-поилицы! Ой, ступай, ступай за мной, Пир вовсю идёт горой! Напоит всласть Верепаз, Нишкепаз накормит нас.
– Ой, на пир мне не досуг, Слишком много дел округ. Нишке не серчает пусть, Верепаз прогонит грусть. Завтра будет парочи – Солнце выпустит лучи. Светлый вторник – жаркий день, Светит солнце на плетень. Землю выйдет люд пахать, Зёрен сеять благодать, Имя помянут моё, Да благословят его. Добрые ростки взойдут, К солнечным лучам прильнут. На телегах богачи Едут, едут – паро чи4! Семена они везут, Зерна сеют – там и тут, Пуре сладким напоят, Хлебом-солью угостят. Каравай штатол5 святит – Ровным пламенем горит, Надобно мне их встречать, На посев благославлять. Выйдут бедняки сажать, Зерна в зев земной бросать – Семена у них в мешке, Поза в глиняном горшке, А подмышкой хлеб да соль, Каравай святит штатол. Надобно встречать мне их, Провожать в поля босых. Ой, на пир мне не досуг, Слишком много дел округ, Как, Инешки, не суди, Верепаз, как не ряди, Не отправлюсь пить да есть – Люба по заслугам честь.
умарина1 – яблоня
паро теян2 – добро сделаю, облагоденствую Ёндол3 – сын грома Пургинепаза, бог молнии и огня паро чи4 – добрый день штатол5 – восковая свеча Читать полностью с эрзянским оригиналом: http://www.erzan.ru/news/norovava-erzjanskij-jepos-mastorava
Поэтическое переложение на русский язык Вирявы (Т.Ротановой)
Три испытания Сурали
Сураля вот на орла садится, Чтобы в поднебесье устремиться. В синей выси реет гордо птица, Да, смотри-ка, солнца не страшится! На орле наш витязь восседает, Тот его распросами пытает: — Что ты видишь на Земле, под нами? — Вижу, как вода бежит волнами, Словно серебро она сверкает, Бликами мне очи ослепляет. Те слова орёл едва заслышал, Сбросил Суралю как можно ниже, От тяжелой ноши избавляясь, С молодцем, однако, не прощаясь. Испугался витязь наш до смерти, Тут же перестало биться сердце. Падал камнем — коротко ли, долго, — Сураля не помнил, длился сколько Сей полёт стремительный — стрелою. Лишь соприкоснулся он с водою, Подхватил орёл его всесильно, Взмыл с ним ввысь, расправив вольно крылья. Там, в дали заоблачной, летает, Так, что облака под ними тают. Суралю орёл вновь вопрошает: — До сих пор падение стращает? — До сих пор, орёл, его страшусь я, Мысленно со смертью в водах бьюся.
— Так же я: до смерти испугался, Со стрелой лишь взгляд мой повстречался, Натянул ты тетеву тугую, Чтоб сразить орла — мишень живую, — Сурале посетовала птица, Устремляясь выше в небо взвиться. Смотрит Сураля на Мастораву, Видит горную внизу державу: Гор вершины облака пронзают, В поднебесье пики поднимают. Снова Суралю орёл пытает: — На Земле твой взор что примечает? — Пики гор под нами каменеют, Омутами пропасти чернеют. Птицы смысл сих слов едва коснулся, Вновь орёл всем телом содрогнулся, Суралю, как сноп, с себя низвергнул. Свет в очах у молодца померкнул: Упадёт он в пропасть, иль на камни! — Знать, пора пришла скончаться парню. И на сей раз, к счастью, жив остался, С Суралёй орёл вновь не расстался: Подхватил его опять всесильно, Взмыл с ним ввысь, расправив вольно крылья. В высоте заоблачной летает — Даже солнце ниже обитает. Птах спешит с вопросом обратиться: — Сураля, страшился ли разбиться? Когда падал ты снопом на горы, Смерть тебе являлась гостьей скорой? — Не пугался я вовек так сильно: Дух занялся, сердце еле билось! — Вот и я до смерти испугался, Взглядом со стрелой лишь повстречался, И души, и разума лишился, Лишь стрелой прицельной ты воззрился, Натянул лишь тетеву тугую, Чтоб сразить орла — мишень живую, — Сурале посетовала птица, Вихрем устремляясь выше взвиться. Вот летят они над Масторавой, Там, внизу, огонь пылает алый. К Сурале орёл опять с вопросом, Да на молодца взирает косо: — Что ты видишь, молодец, под нами? — Вижу, охватило Землю пламя. Всё окрест трещит в огне, добраться До небес рад будет тол стараться. Встрепыхнулся вновь орёл всем телом, Суралю ниц сбросил, где горела Масторава, пламенея ярко. Чует Сураля, что стало жарко, С неба звёздного летит он в пламя, Смерти ждёт, готовясь ко закланью. «В третий раз я падаю, на этот Пропаду. Знать, песня моя спета!» — Мыслит он да ожидает смерти. Но и в этот раз, орёл, приметив Сурали предсмертное смятенье, Спас его от пламени сожженья. Подхватил его опять всесильно, Взмыл с ним ввысь, расправив вольно крылья. В высоте заоблачной летает — Светоч дня под ними обитает. Вновь орёл с вопросом обратился: — Сураля, знать, сильно ты смутился? — Дух занялся, сердце еле билось, Не страшился так вовек! Мне мнилось — Помутился в голове мой разум: «В третий раз уж падаю. Знать сразу Пропаду, в огне сгорю мгновенно, Не спастись из огненного плена!» — Вот и я до смерти испугался, Взглядом со стрелой лишь повстречался, И души, и разума лишился, С белым светом в третий раз простился.
Так орёл свою обиду справил, Суралю задуматься заставил. Доброту ценить, быть милосердным Выучили встречи с часом смертным.
Поэтическое переложение на русский язык Вирявы (Т.Ротановой)
А теперь пора за дело браться, За обещанное приниматься. Помыслы в дела надо претворять, — Слово дал орёл, не воротит вспять. Чтоб счастливый дар для эрзян найти, В небе ты, орёл, высоко лети! Ниже звёзд полёт — выше облаков, Реет день и ночь — вот орёл каков! С утренней росы до ночной поры, От заката дня до младой зари, Много дней подряд путь орёл вершит, Ночи напролёт всё вперёд спешит. Семь да семьдесят пролетел небес, Семь да семьдесят он отмерил мест. Птах без устали реет в вышине, Ни к чему привал, если сил вдвойне! Дар обещанный ищет Сурале, Добрый молодец сверху на орле...
Сбежавшее счастье. Сураля. Масторава. Эрзянский эпос
Сураля спешит в Равлей родимый. Вдоль морей да рек шагает, мимо Чащ дремучих, по полям-дубравам, По лугам — густым, душистым травам. Долго ль, коротко: минует время, На исходе третий месяц. Бремя В туеске берёзовом томится. Сураля устал, да с ног валиться Начал было — долог путь безмерно! — Мучаюсь напрасно я, наверно. Словно гору на меня взвалили, Что за дар в сей туесок вложили? Помощь ли последует от ноши — До сих пор не знаю, чем поможет? Ждут сей дар мои односельчане…— Вот присел он на лесной поляне. Суралю сомненья обуяли, С ними справиться ему едва ли. Дабы дар увидеть краем глаза, Утолить желанья жажду сразу, Туесок берёзовый раскрыт им. Чу! — дивуется волшбам забытым, Чудеса вершатся пред очами: Лес гудит, земля звенит ручьями, На лугах цветы танцуют-вьются, Звонко песни птицами поются, Добрый дождь с небес пролился наземь, Вскинул радугу соцветьев на семь, Русла рек водою наполняя, Забурлила жизнь округ земная… Смотрит Сураля, глазам не верит, Словно настежь распахнулись двери — Дар орла из туеска уходит, Благодать гуляет по свободе, Голову сломя, быстрей стремится Вырваться, из клетки словно птица: В кущи звери мчатся-убегают, Рыбы в реки шустро уплывают, Улетают птицы в поднебесье, Скот домашний обживает веси, Покидают туесок и пчёлы, Унося с собою мёд злачённый. Охнул Сураля: «Видать, ума нет! — Кулаки в отчаянье сжимает, Слёзы льёт непреходящим ливнем, — Беды возвращаются — погибнем! Зря, знать, мучился — скитался даром, По семи-семидесяти странам. Благодать исчезла в одночасье, Свой народ лишил отныне счастья, Вновь обрёк на нищету и голод, Туесок открыв, дал лиху повод. Отчего такая мне немилость, Словно семьдесят семь ртов раскрылось, Благодать из туеска исчезла, Словно поглотила её бездна, Ноши тяжкой, как и не бывало, В туеске добра осталось мало». Смотрит Сураля на дно пустое: «Как вернуть в лишеньях нажитое?» — Заломил в отчаянии длани, Кулаки перста тревожно сжали, Сожалеет о пропавшем счастье, Что исчезло разом, в одночасье. В сей печальный миг к нему с востока Старец, глядь, явился ненароком: — Здравствуй, добрый молодец пригожий! О какой беде твой вопль истошный? Опечален чем, какой нуждою? — Так и быть, свою беду открою: Как мне не тужить, не горевати? Нищета пождёт моих собратьев, Благодать из туеска исчезла, Туго препоясав свои чресла. Как вернуть назад добра крупицы? — Упорхнуло, как из рук синица. До скончания веков быть пусту: В туеске берёзовом не густо! Изо всех несчастный я, вестимо, Всеми презираемый, гонимый.
Сурале в ответ вещает старец, Ясновидящий, седой скиталец: — Добрый молодец, помочь я в силах Туесок наполнить — как просилось! Слово дай исполнить мою волю, Передать обещанную долю: То, о чём не ведаешь до срока. Лишь дойдешь до отчего порога, Дар неведомый мне дашь в награду.
Мысленно окинув век свой кряду, Сураля так старцу отвечает: — Нет того, что разум мой не знает, В отчих стенах каждый угол ведом, До межи с сородичем-соседом. Слово дам твою исполнить волю, Передать обещанную долю: То, о чём не ведаю до срока. Как дойду до отчего порога, Я вручу сей дар тебе в отраду: Заслужил – так получай награду!
— Ладно молвишь, Сураля, мудрейше! Справить дело научу, конечно, — Торопясь, проговорил скиталец, Жизнью умудрённый, вещий старец, — В пойму, на зелёный луг ступай-ка, Родниковый ключ там примечай-ка. Рядом с родником растёт берёза, Не стесняйся показать ей слёзы, Распахни пылающее сердце, Да позволь его огнём согреться, Тёплые слова красивой песней Льются пусть — чем звонче, тем чудесней, Чем желаешь туесок наполнить, Спой о том — берёза будет помнить. В жизнь да воплотятся звуки песни! — Старец здесь возьми и вдруг исчезни.
Сураля опять в одиночестве Пригорюнился над пророчеством. Туесок пустой держит он в руках, Призадумался, дело справить как. — Медлить незачем, — для себя решил, К пойме держит путь, не жалея сил. Серебрится ключ среди трав густых, Под берёзонькой белой бересты. Ах, сладка вода в роднике, как мёд! Вот, испив её, Сураля поёт:
— Матушка-Ведявушка! Рек-морей хозяюшка! Явишься разливом вод — Ширь земная зацветёт! Половодием пьянишь, Руслом рек к морям бежишь. Благодать вослед идёт, Славит люд хозяйку вод. Словно серебро звенишь, Бликами волну златишь. Всяко-разно ты течёшь, Всяко-разно речь ведёшь: Звонким ручейком журчишь, Гладью моря ли молчишь. Где вода течёт-звенит, Бел-горюч каменей вид: Камни мыты до бела — Вот такие там дела! Где же гладь морская спит, Пеною волна шипит, Водная царит там тишь, Плеска вод не различишь. Ах, Ведявушка-краса, Словно шёлк твоя коса, Если дремлешь — пробудись, Да внимать мольбам явись! Пред тобой поклоны бью, Ключевой воды налью. — Благодарность и хвала! — С уст доносятся слова. Дань любви моей прими, Слову доброму внемли. В правой длани острый нож — Для воды черпак хорош! Миску левая рука Держит. Льётся с черпака Родниковая струя, — С верхом полнятся края! Да прибудет с той водой Счастье, лад в семье родной. С той водицей благодать В туесок вернётся вспять. Окроплю ли той водой, Сбрызну влагой ключевой — Станет телом слаб да хил Всяк, кого я окропил, Той водой лишь орошу, Знай, до дна опустошу, Перестанет всяк расти — От напасти не спасти! Уху не внимать речам, Не взирать слепым очам, Слов не вымолвить устам, Окривеет стройный стан, Длани, будто плеть, скручу, Бег ноги укорочу! Изыму где благодать — Там богатства не видать, Туесок наполню вновь Всклень, до самых до краёв. Убыло что с рук чужих, Прирастёт в руках моих. Всё добро, что в дом идёт, Место красное найдёт, Корни пустит, даст росток, Обретёт здесь свой исток…
В туесок берёзовый стремится Родничок, чтобы чиста водица Полнила иссякнувший источник, К жизни пробуждая всяк росточек. Белоствольной поклонясь берёзе, Молит Сураля уважить просьбу, Ей хвалебную он песнь заводит, Восхищённых глаз с неё не сводит:
— Белоствольная берёзка! Раскудрявая берёзка! Где берёзонька родилась? Где берёзонька взрастилась? Во густом лесу родилась, Матушкой Землёй взрастилась, На полянке среди леса Белоствольная невеста Зорьку ясную встречала, День грядущий привечала. Очарованное солнце Над берёзонькою вьётся, Месяц тёмными ночами К белоствольной льнёт лучами, Звёзд сверкают самоцветы — На концах ветвей надеты. Солнца свет едва угаснет, Месяц явится проказник, Глядя лунными очами, Метит листья он лучами, Под берёзовый листочек Прячется родник-источник: Одарённый дубом знатным Покрывалом да нарядным, Бьёт прозрачною струёю Под дубовою доскою. Чтобы напоить водицей, Здесь ведёрко золотится, На доске стоит-сияет, Блеском солнце затмевает. Ковш в ведёрке серебрится: Словно красная девица Над узорами колдует — Месяц с солнцем чередует. Ручка звёздами искрится, Приглашает угоститься: Родниковою водицей Всякий путник усладиться…
Белоствольные взметнулись ветви, Вторя, шелестит листва в ответ им, Птицы вешние запели словно — Знать, берёза Суралёй довольна. — Пазчангот, плакучая берёза! В туесок ко мне ступай тверёзо — Ей промолвил Сураля с поклоном, Нежно-ласковым задобрив словом.
Поэтическое переложение на русский язык Вирявы (Т.Ротановой)
Кучозь: 21.04.12 21:34. Заголовок: Воспевание яблони и ..
Воспевание яблони и цветущего луга
Вслед за этим к яблоне явился, В восхищении к корням склонился, Зачал песнь румяной умарине: Краше древа не сыскать в помине!
—Чудо-древо умарина! Яблок полная корзина! Умарина где родилась? Умарина где взрастилась? Во густом лесу родилась, Матушкой Землёй взрастилась, Оплела её корнями, К небосклону льнёт ветвями, Шириною в длань листочки, В гроздья собраны цветочки, Улыбаются бутоны Бело-розового тона. Словно хрупкие снежинки, Трепетно дрожат тычинки. Чудо-древо умарина! Яблок полная корзина! Там, где день идёт к закату — Бок у яблок беловатый, Где Чипаз идёт к зениту — Там румяны их ланиты. Солнечный свет застят ветви, Месяц скрыт листвою где-то. Воск впитала листьев зелень, Мёд по ним струится — хмелен, С яблок капает-стекает, Лепет листьев не стихает. Кто увидел умарину? Кто приметил умарину? Золотистая Мекшава, В плате огненном Мекшава, Вверх взобраться она метит, Чтоб собрать нектар соцветий, Яблоньку вкруг облетает, Хоботком пыльцу сбирает, Проникает внутрь бутона. Скрывшись в зелень пышной кроны, Помышляет в дикий улей Пчёл принесть, чтоб те в июле Яблоневым мёдом сладким Соты полнили с достатком. Ой, вспорхнула ввысь Мекшава! В небеса взвилась Мекшава! Путь куда свой устремляет? В чью обитель улетает? К божьему спешит порогу, С просьбою к Инешки-Богу. На окно присев светёлки, Речь заводит чудо-пчёлка: — О, Инешкипаз, любимый! О, Инешкипаз, родимый! Мне позволь сбирать с соцветий Самый сладкий дар на свете: Яблоневый мёд душистый Льётся струйкой золотистой В соты. Буду я плодиться— Рой пчелиный зародится…
Яблоньке легла на сердце песня, Слов она не слышала чудесней. Яблок зарумянились ланиты, Спелым соком яблочным налиты. Засмотрелась умарина в очи Сурале — знать, полюбился очень! Ароматом голову вскружила, Сочных яблок в туез положила.
К Сурале желания вернулись, Жизненные силы вновь проснулись. Молодец теперь знал наверняка, Как вернуть добро в лоно туеска. Задышал легко, сердцем посветлел, Пойменным лугам песню он запел:
— Ой, луга, луга, льнёт к ногам трава! Ой, луга, луга, вьётся мурава! Сочные луга, изумрудные! Словно шёлк трава — чудо-чудное! Стебли тянутся к солнцу ясному, К солнцу жаркому, к солнцу красному, Расцветут луга под теплом лучей. Песнею журчит среди них ручей. Ах, ручей, ручей, песнею звенит, Ах, ручей, ручей, словно речь журчит! Сочные луга, изумрудные! Словно шёлк трава — чудо-чудное! Отчего луга зеленеют так? Отчего луга в солнечных цветах? Разнотравия дразнит изумруд, Здесь алеет мак, васильки цветут, Здесь медовых трав стебли до колен, В пояс вышиной камышовый плен. Сочные луга, изумрудные! Словно шёлк трава — чудо-чудное! В кои-то века изумруден луг? В кои-то века распрекрасен луг? — В тёплые деньки, дни весенние: Мая-месяца ждут растения, Дабы расцвести, лепестки раскрыть, К солнцу, ввысь, расти — во весь дух да прыть…
Травы да цветы — стебель к стебельку, Тянутся на зов песни к туеску. Всех вместил в себя дивный туесок, Место здесь нашёл каждый стебелёк!
Поэтическое переложение на русский язык Вирявы (Т.Ротановой)
Кучозь: 06.05.12 16:27. Заголовок: Песнь о вешних птица..
Песнь о вешних птицах. Сураля. МАСТОРАВА. Эрзянский эпос
Зачал Сураля птиц с небес скликать, О весенних днях песню запевать:
— Ах, весна, весна-красна! Пробуждайся ото сна! Солнечно-лучистой будь! Правишь где свой вешний путь? — По оврагам и долам, Да по пойменным лугам, По бутонам первых трав, Зацветающих дубрав, Между двух высоких гор, — Вешний день на ногу скор! Как весну-красну узнать, По приметам распознать? По прилёту вешних птиц, Птичьих — с юга, верениц. Пробуждает по утрам Птичий звонкий та-ра-рам. День весенний голосист: Слышишь — соловьиный свист! Возвернулись птицы к нам, Всюду звонкий птичий гам.
Все ли птицы прилетели? Все ли во гнездовья сели? Все вернулись в край родной, Не хватает лишь одной. Что за птица не явилась? Что за птица припозднилась?
Иненармунь, к нам лети, С вещей песнею в пути!
Как надумала лететь, Песню вещую пропеть, Устремилась в небеса — Бирюзовая стезя! Встрепенула два крыла, Лапки в воздух подняла, Пёрышки расправила, В небо путь направила. Ой, куда, куда летит? Где же путь свой приземлит? Иненармунь, к нам лети, Песню звонко пой в пути! Где великий плещет Рав, Приземлись в лугах средь трав!
Во долине Ине Рава Приземлилась птица-пава. Дол изрезала лощина, Кочкой вспухла середина. Иненармунь здесь гнездится, Гнёздышко вьёт чудо-птица. Три яйца снесла в гнездовье, Трём птенцам Паз дал здоровье: Трели звонко зазвучали — Соловьём птенца назвали, Счёт летам птенец вещает — Быть кукушкой обещает, Третьего птенца во здраву Петухом рекли по праву.
Поселился соловей Среди ивовых ветвей, В лес кукушка унеслась, Куковать здесь принялась, Полетел петух в село, Там горланит весело́: На закате пропоёт — Старый люд ко сну идёт, На восходе пропоёт — Будит молодой народ. С солнцем петухи встают, Пробуждая сельский люд, А вечернею порой Возвещают всем покой.
Иненармунь, с песней той В туесок берестяной Не раздумывай-ступай: Благодати — через край!
С песней новой Сураля Держит путь через поля. О наседке он поёт, Слушает его народ:
— Чот! — наседка кликнула, Куд-куда! — воскликнула. Три яйца она снесла, Теплотой своей спасла:
Высидела три недели, Чтоб птенцы её взрослели, Чтобы силы набирались, Из яиц тех вылуплялись.
Где же, где она снеслась? Где высиживать взялась? На лужочке, во траве, Во зелёной мураве. Ливень по земле прошёл, Сильный ветр взъерошил дол — Нет её рачителя, Нет её спасителя…
И наседке полюбилась песня, В туесок отправилась любезно, Для её гнезда найдётся место — Будет здесь выпёстывать наследство. Сураля исполненным доволен: Туесок вновь до краёв наполнен, Прежняя вернулась в туез благость, Но, вестимо, кладь своя — не в тягость.
Поэтическое переложение на русский язык Вирявы (Т.Ротановой)
Две ячейки в туеске пустеют — Ждут того, кто их заселит стены. Зачал Сураля песнь о Мекшаве, О её пчелиной доброй славе.
— Как узнать приход весны? Вешние чем любы дни? День весенний настаёт — Тает белый снег да лёд, Всходят первые ростки, Зеленеют лепестки, А на пойменных лугах Все пригорочки в цветах, Пашня свой раскрыла зев — Начинается посев. В эти дни Чипаз-светило Жизни новый год явил, и Златокрылая Мекшава, Мати пчёл, огонь-Канава Рой пчелиный выводила, В улье деток расплодила. Их на волю выпускала, В сине небо поднимала. Рой кружился в поднебесье, Вился между туч над весью. Где Мекшава приземлилась? — В лес дремучий опустилась, На поляну среди кущи, Ствол где высится могучий: Зеленеет древо мшисто, Изнутри оно дуплисто. Здесь гнездо свила Мекшава, Улей сделала Канава. Три годочка в нём трудилась, Во три роя расплодилась. Добрый молодец идёт, Бравый молодец идёт. Сапоги его скрипят, В сборках праздничный наряд: Ярко-красным кушаком Подпоясан лихо он, На плечах его зипун, А под поясом колун. В дланях лук да со стрелой: Он в пчелиный метит рой. Хочет древо повалить, «Корень под» сей кряж срубить.
Златокрылая Мекшава, Мати пчёл, огонь-Канава Из гнездовия выходит, Речь мудренную заводит, Молвит гласом человечьим, Слово за словечком речет:
— Ой, ты парень-молодец, Чернобровый удалец, Пчёл покой не нарушай. Улей мой не разрушай, Три годочка в нём жила, Жизнь здесь трём роям дала.
Вот да парень-молодец, Чернобровый удалец, Со стрелой лук опустил, Стороной пчёл обходил. А Мекшаве золотой Повелел искать иной Улей, новое гнездо Свить подале — вёрст за сто, С тем, чтоб в улье том младой Вывести пчелиный рой.
Мекше-ава, встрепенись, Стрел из лука не страшись! Чернобровый удалец Жизни сохранил венец: Пёрышки расправила, Крыльями ударила, В поднебесье держит путь, Ищет место где-нибудь. Полетела в тёмный лес, На берёзку села здесь. Средь берёзовых ветвей Не по сердцу место ей. Полетела на поля, Где засеяна земля. Видит липу на меже, Та пришлась ей по душе: Благороден аромат — Цвету липы всякий рад! Свила здесь она гнездо, Наконец-то повезло! С липы мёд она сбирала, Рой пчелиный поднимала, Златокрылая Мекшава, Мати пчёл, огонь-Канава…
Звукам песни радостно внимая, В туесок летит пчела златая. Гнёздышко свободное приметив, — Лучшего ей не сыскать на свете! — В туесок летит она, стремится В будущем роями расплодиться.
В туеске одна ячейка — малость! — Заселить её лишь и осталось! Смотрит Сураля, а под ногами Белые грибы встают рядами — Средь густой травы белеют братцы, — Песней в туез их зовёт забраться:
— Ой, родился я удал, Удалым да я взрастал, Под берёзою я рос, Влагу пил рассветных рос. Некому меня сбирать, Некому меня срезать. Молодец увидел — ах! — Кузовок в его руках, Шлем серебряный на нём, Перст кольцо сребрит огнём. Он, узрев, меня сорвал, В кузовок еловый клал, В кузовке домой принёс, В кадку-парь с водою — плёс! Воду ключевую лил, Ключевой водой их мыл, Белой солью их солил, Камнем сверху придавил…
Белый гриб-боровичок В туесок с разбегу скок! Туесок наполнен вскрай: Что желаешь — выбирай! Туесок наполнен всклень, Солнышком лучится день. Полон-полон туесок, Закрывайся на замок!
Молния взвилась на небосклоне, Громыхнул Пурьгине благосклонно. Благодатный дождь пролился наземь, Влагой напоив: землянам — праздник! Сураля спешит опять в дорогу: По полям, лесам, лугам да логу. Туесок берёзовый не в тягость — Род эрзянский ожидает благость. Сураля исполненным доволен: До краёв вновь туесок наполнен.
Поэтическое переложение на русский язык Вирявы (Т.Ротановой)
ой, господи, сегодня всякий норовит писателем заделаться. ну да ладно. а у пчел все-таки перьев не бывает.
Однако, это комплимент Танюш! Досадливая оценка... ДОСАДА - это злоба, которая боится обнаружиться, это бессильное бешенство, чувствующее своё бессилие.(А.Амиель)
Кучозь: 10.08.12 10:33. Заголовок: слушайте, что ж вы т..
слушайте, что ж вы так болезненно невинную оценку воспринимаете? видимо, неуверены в себе? а вы будьте смелее! для этого читайте побольше хороших поэтов - были такие и в 18 веке, и в 19 да и сегодня есть. поймите, уметь рифмовать слова - не значит быть поэтом. почитайте современного поэта мордовии К.Тангалычева. он татарин, прекрасно пишущий по-русски. И именно поэтому он никого не оскорбляет. Его стихотворения - настоящиая поэзия. (Хотя вы иногда бываете и самокритичны. Заметила, что свои сочинения вы называете - "стих". загляните в словарь, посмотрите, что это означает). Вы же, я посмотрела форум, ни о ком еще слова доброго не сказали.
Кучозь: 10.08.12 13:48. Заголовок: раз уж вы так хорошо..
раз уж вы так хорошо мне про пчелу с перьями все объяснили, скажите еще, пожалуйста, о том, как это закат может "кострищем пылать"? кострище - это место, где горел костер (т.е.все уже сгорело, ничего там не пылает). наверное, вы снова обвините меня в недостатке воображения (такого, как у вас, у меня, действительно, нет. признаю это честно.)? что касается вашей реплики о том, чего я хотела увидеть и что увидела, то замечу, что вы слишком высокого о себе мнения. я вас не знаю, не видела никогда (и, как теперь понимаю, видеть и знать просто не хочу.) и зашла на этот сайт совершенно случайно. мой вам совет (добрый, заметьте): прежде чем публиковать что-то, ну поучитесь вы у грамотных людей. учиться - не стыдно, стыдно демонстрировать безграмотность и хамство, тем более прикрываясь святыми идеями и пороча великие имена. несмотря ни на что, желаю, чтоб путь ваш освещался не адским огнем, а божественным светом. удачи!
МАСТОРАВА. Эрзянский эпос. Зарождение новых традиций-обычаев
ЦЕЦЯ
Как листва с деревьев облетала, Так у Цеци матушки не стало. Батюшка взял мачеху для Цеци — Злее не отыщешь в целом свете. С ранней зорьки мачеха бранится, Забижает Цецю молодица. Баню истопить велела жарко, Падчерицу гонит спозаранку: Воду в решете, мол, принеси-ка, Да не расплескай её сквозь сито! Растопи нетленными дровами: На сырых поленьях в печке пламя…
На речном на берегу рыдает Цеця — красна девица младая, Ива с ней печалится плакуче — Кланяясь воде с обрывной кручи. Старец седовласый перед Цецей Вдруг явился. Слёз следы приметив, Девицу расспрашивать он зачал, Привлечённый безутешным плачем: — Отчего так горько ты рыдаешь, Словно дождик слёзы проливаешь? — Дедушка, ой, седовласый старче, Серебра твои седины ярче! Как, подумай, не зайтись мне в плаче? Как, скажи, печаль излить иначе? — Батюшка взял в жёны молодицу, День-деньской она ворчит-бранится, Баню истопить велела жарко, Разбудила утром спозаранку: Воду в решете, мол, принеси-ка, Да не расплескай её сквозь сито! Растопи нетленными дровами: На сырых поленьях в печке пламя… Решетом не наносить водицы — Через сито норовит пролиться, От сырых поленьев мало проку — Надобны сухие на растопку. Воду мне носить – не наноситься, Печку мне топить – не натопиться.
— Красна девица, цветочек вешний, Нет без матушки утехи прежней, Без её тепла жизни путь тернист, И трепещешь ты, как осенний лист. Одинокая сиротинушка, Доля горькая, жизнь-кручинушка! Научу тебя, как беде помочь, Чтоб печаль твоя уносилась прочь: Глиною сырой решето замажь, Выровняй его, не подумай — блажь! Да на солнышко сито положи, Высохнет оно, службу сослужит. На сухих дровах пламя разведи, А нетленные лишь затем клади.
Слово сказано — дело сделано, Дело сделано так, как велено. Баня топлена: камни — докрасна, Цеця в решете воду принесла. Перед мачехой красна девица Держит свой ответ – той не верится: — Мачеха, взгляни: баню докрасна Истопила я, воду принесла. — Эка, сирота, ты премудрая! По плечу тебе дело трудное! Эка, сирота, ты сметливая! Отправляйся же в место гиблое, В дебри дикие, в тёмный лес ступай, Да среди снегов будто невзначай Отыщи траву, что мареной звать. Корни красные надобно сорвать, Корни красные да красильные Среди зарослей под осинами.
Чаща тёмная эхом кликает, Цеця в лес пошла, в дебри дикие. Слёзы льёт она затяжным дождём, Без марены ей путь заказан в дом.
Вновь навстречу Цеце старец вышел, Горький плач её в лесу заслышав: — Плачешь отчего, душа-девица? По какой нужде слезам так литься? — Дедушка, ой, седовласый старче, Серебра твои седины ярче! Как, подумай, не зайтись мне в плаче? Как, скажи, печаль излить иначе? — Батюшка взял в жёны молодицу, День-деньской она ворчит-бранится, В тёмный лес зимой за мореной шлёт, В место гиблое, где снега да лёд. — Ох, ты, девица, ох, красавица! Не к лицу тебе плачем маяться, Не печалься так, капли слёз смахни, Осмотрись округ, пристально взгляни: Вот берёзонька, прямо пред тобой, Звякает-бренчит ледяной серьгой, Рядом с ней растёт молодая ель: Рыже-огненны кончики ветвей. Корни красные нет нужды искать — С ели шишечки поспешай собрать, Да с берёзоньки серьги оборви — Мачехе взамен редкостной травы. Без морены той можно обойтись, Из лесу ступай, в отчий дом явись!
— Мачеха, взгляни: нет нужды в траве, Серьги с шишками выкрасят вдвойне.
— Эка, сирота, ты премудрая! По плечу тебе дело трудное! Эка, сирота, ты сметливая — Стороной прошла место гиблое! В раскаленном пекле не горишь огнём, И мороз трескучий Цеце нипочём. Ну-ка, испытаю я в последний раз — Отстирай на речке красный сей окрас, Чтоб глаза ослепли, выбели холсты: Белизны белее, чище чистоты!
Берег на речной Цеця вновь идёт Выбелить холсты в хладе зимних вод. В ледяной воде длани лишь красней, А окрас холстов стал едва бледней. Холст стирать, стирать — да не выстирать, Холст белить, белить — да не выбелить. Во глубокую реку-реченьку Бросила холсты — делать нечего! На речной на брег, ой, красавица, Села девица — слёзы катятся, Под плакучею ивой-ивушкой Пригорюнилась сиротинушка.
В синем небе птицы пролетали, Диких уток проплывали стаи. — Ой, да, утки, дикие вы птицы, Чтобы в небо вслед за вами взвиться, Каждая пусть перышко мне бросит, — Птичьего дать пуха Цеця просит: Пёрышко к перу — мне крылья будут, Обрету надежду, веру в чудо, Да с собой возьмите, в сине небо, В край далёкий — явью станет небыль, — К морю-океяну! Утки-птицы, На счастливый брег с собой возьмите...
Кучозь: 11.08.12 10:56. Заголовок: наконец стало понятн..
наконец стало понятно, что с вами не так, почему написанное вами нельзя воспринимать положительно. не то, что бы это было плохо, просто вы замахнулись на то, с чем справиться не можете. вы вязлись переделать то, что изначально идеально - и в этом для вас трагическая проблема. вам теперь либо надо сделать лучше (а этого пока не получается), либо не делать вообще. вы сейчас как однорукий человек, который хочет унести столько же, сколько тот, у которого 2 руки. но это невозможно. у вас не все в порядке со знанием русского языка. я это вижу, потому что уже 35 лет учитель русского языка и литературы в школе (город Клин). посмотрите, уже в первой строчке у вас конфликтуют времена глаголов, получается бессмыслица.
Или удаляйте эти бесцеремонные посты, или не обращайте внимания.
Пожалуй, выберу второе)) безосновательная критика меня абсолютно не пугает, а конструктивная - даже помогает совершенствоваться. Спасибо, КВЕДОР, за поддержку!
кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку... что ж, это, действительно, самый легкий выход для вас. но не думаю, танюш, что такая поддержка вам нужна.
просто вы замахнулись на то, с чем справиться не можете. вы вязлись переделать то, что изначально идеально
Кто сказал что идеально??? И что за великие имена?? Кто "гений" - то? или это само-название и само-провозглашение гениальности?! Кто-нибудь объяснит, в чём тут дело? Вот действительно получается: кукушка.... и далее по тексту )))
вот накинулись на учительницу! да она единственная
tanechka сёрмады:
цитата:
прежде чем публиковать что-то, ну поучитесь вы у грамотных людей. учиться - не стыдно, стыдно демонстрировать безграмотность и хамство, тем более прикрываясь святыми идеями и пороча великие имена
Вопрос то был о великих именах... Кого великим считать?? Кого за великого почитать? И кто "установил" идеал? Может укажете? что бы в "потёмках" не блуждать. "Синоптик", подключайтесь... Вы то, наверное, знаете великих! И в чём "хамство"?
Кучозь: 06.11.10 19:11. Заголовок: Переводы на русский язык
- совситясь ней куросо